Школа - 2015

Хорошо учить может только свободный учитель

1DSC02381Галина Борисовна Титова работает в школе № 427 с 17 лет. Сначала – вожатой. Потом немножко поплутала в поисках своего пути, но вышла всё туда же, в школу. Училась в институте культуры, потом закончила пединститут имени Герцена. И вот уже тридцать лет преподаёт литературу в той же школе № 427. «Моя бабушка была учительницей, а мама – библиотекарем, так что это наследственное, куда же денешься,» – немного самоиронии не мешают учителю, напротив, помогают общаться с учениками и коллегами, ведь Галина Борисовна ещё и завуч.

– Мне бы хотелось поговорить с вами о том, как сегодня живёт школа. Мы ещё не забыли собственные школьные годы, потом учились наши дети, теперь вот внуки. Есть с чем сравнить, есть чем озаботиться. Жизнь стремительно меняется, на наших глазах интернет взорвал мир, захлестнул людей потоком информации. Как себя в этом пространстве ощущает школа?
– Конечно, информации стало больше в разы. В этом потоке есть риск захлебнуться, но человек так устроен, что он сопротивляется. Мне кажется заблуждением мысль, что дети учатся в условиях перегрузки. Я не вижу этого ни по ученикам, ни по собственным внукам. Дети сами фильтруют задачи, которые мы перед ними ставим: это я сделаю, а это не буду, потому что не успеваю. Правда, это не касается отличников. Им сложнее. Очень долго школа оставалась консервативной, в ней ничего не менялось годами, да что там – веками: у нас сохранилась классно-урочная система, общая программа, парты, доска, учитель – всё это осталось. Появились СМАР-доски, добавился электронный журнал, но основ это не поколебало.
– Но дети по-прежнему не очень-то рвутся в школу. И часто ещё в начале пути испытывают некоторое разочарование.
– Образование — это целенаправленный принудительный процесс. Нас так в вузе учили. Всем очень хочется, чтобы учиться было всегда радостно, легко и живо. Но надо понимать, что без усилий, без труда, да и без неинтересной, рутинной работы процесс образования невозможен. К этому надо быть готовыми всем – детям и родителям: надо учить назубок таблицу умножения, надо много раз написать словарное слово, чтобы его образ отпечатался в памяти, много раз решить однотипные задачи по образцу…
Ужасно то, что образование сегодня считается сферой услуг. Это сказывается на отношениях учителя и учеников, лишает их творческого наполнения. Помните сценку из фильма «Географ глобус пропил»? Ученик развалился на парте. Герой Хабенского спрашивает: ты что, спать собрался? Ученик ему: а мне неинтересно! Тот в ответ: а кому здесь интересно, мне что-ли?! Фильм – такая сатира на нас, учителей, но не без сочувствия к нашему труду.
Так мы рискуем потерять всё самое хорошее, что было создано. От услуги можно отказаться, но с образованием такое не проходит. Родители, когда приходят в школу как в организацию, которая предоставляет услуги, ведут себя по принципу «покупатель всегда прав». И печально, когда несостоятельные, но громкие претензии родителей объявляются «социальным заказом». Сегодня на учителя оказывается сильное давление, а я убеждена, что несвободный учитель хорошо учить не может. Кому-то это покажется странным, но самыми свободными годами для меня были 90-е, когда государство мало вмешивалось в школьные дела. (Помните, как у Салтыкова-Щедрина в «Истории одного города»? Там – «лучше всего глуповцы жили, когда власти было не до них».) Это было время романтической педагогики. Открыли авторов, которых раньше дети не изучали, да и мы многие книги тогда прочитали впервые. Говорят, что не было ориентиров, но сейчас разброд ещё больше.
– Об этом вы говорили на отчёте главы администрации района Василия Пониделко. Сначала это выступление казалось несколько выпадающим из контента, но в конце его вам дружно аплодировали. Так вот – непонятно, чему сейчас учить детей. У нас в семье семиклассник, и я могу сказать, что образ Данко (Горького изучают в этом классе) его ровесники воспринимают либо комически, либо равнодушно. По стандартам образования мы должны растить конкурентоспособную личность. Но это предполагает в том числе и умение раздвигать локтями окружающих. Какой уж тут Данко…

1IMG_1662

– И дети, и учителя в сложной ситуации. Вот в 7 классе изучают рассказ Платонова «Юшка». Раньше я совершенно убеждённо цитировала ребятам Окуджаву: «Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство». И дальше: «Может, и не станешь победителем, но зато умрёшь как человек». Сегодня время провозглашает другие ценности. Сегодня мы, согласно Стандартам, должны воспитать конкурентоспособную личность, а с другой – довольно настойчиво говорим о христианских традициях, о смирении и жертвенности. Но «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».
И получается раздвоенность. Вот мы говорим про патриотизм. Мы сегодня размышляли с детьми на уроке о том, что патриотизм – это не слова и лозунги, это чувства. Я цитировала Льва Толстого: «Патриотизм – это чувство, стыдливое в русском, редко проявляющееся, но лежащее в глубине души каждого». Категория стыда тоже постепенно уходит из нашей жизни, так что приходится пояснять, что это такое. Так вот, патриотизм – чувство глубоко интимное. Как у Вознесенского: «Россия, я – твой каппилярный сосудик, мне больно когда – тебе больно, Россия», – мы говорили
с ребятами о сегодняшней боли человека и страны. С детьми сейчас об этом редко говорят. Мы кричим: «Давай, Россия, давай, давай!» Мы размахиваем знамёнами. Но этот показной патриотизм ничего общего не имеет с патриотизмом истинным. У нас прошёл конкурс «Зримая песня». Так один старшеклассник, мой ученик, написал в сочинении, что, когда они исполняли песню «До свидания, мальчики», он, стоя на сцене, слышал какой-то громкий звук и не сразу понял, что это стучит его сердце: «Я даже рукой его прижал – мне показалось, что другие тоже слышат». Думаю, это самая высокая оценка нашего мероприятия по воспитанию патриотизма.
– Так далеко не всегда бывает. Встречи с ветеранами войны, выступления детей частенько получаются формальными. Дети читают тексты, содержания которых они не понимают, материал не пропущен через сердце, а значит, пропал даром.
– Сейчас нас обязывают делать проекты. Я не очень-то понимаю, что это такое. Любое сочинение можно назвать проектом. Должно быть эмоциональное, сердечное переживание, а проект, он этого не предполагает. Я ребятам объясняю: зачем мы изучаем жизнь какой-то вымышленной Татьяны Лариной? Только затем, чтобы пережить опыт чужой жизни и на этом воспитать собственные чувства. Мальчики, вы никогда не станете барышнями семнадцати лет, но вы можете понять эти чувства, прочитав книжку.
– А они не спрашивают, зачем им их переживать?
– Я сама порой иронизирую над тем, что преподаю такой странный предмет. Так дети мне начинают доказывать, что литература очень нужна. Мне нравится фраза Цветаевой, что любая литература – на вырост. Нет тех книг, до которых ребёнок дорос. Чтобы мы ни взяли, мы позже будем перечитывать – и обнаружим новые смыслы. Мы никогда не знаем, что где прорастёт. Хотя дети сейчас мало читают, зато внимательно слушают. Приходится это учитывать. А часы на литературу всё сокращают. Да ещё этот ЕГЭ.
– Кстати, об ЭГЭ. Особенно много было протестов именно в связи с гуманитарными предметами. Как можно выбрать один из четырёх правильных ответов на вопрос о содержании поэзии Есенина: он писал о любви к женщине, к природе, к Родине или уж не помню к чему ещё – нужное подчеркнуть.
– Таких вопросов и заданий, уверяю Вас, нет. ЕГЭ, с одной стороны, дисциплинирует и даёт более или менее объективную оценку знаний. Труднее с помощью ЕГЭ измерить широту кругозора, способность к творчеству, умение мыслить нестандартно, вести диалог. А для проверки знаний вполне подходит. Вот только нельзя менять правила игры во время игры. Нельзя в середине года сказать: ребята, мы тут подумали и решили, что вы будете писать сочинение по литературе. Давайте мы, взрослые, сначала решим, чего мы хотим. Если мы хотим, чтобы все дети получили среднее образование, будем доверять школе. ЕГЭ ведь придуман для поступления в вуз. Но не все дети пойдут туда. Вот и пусть они спокойно сдадут экзамен в школе, получат аттестат, а если надумают поступать, сдадут ЕГЭ. А то потом обнаруживается, что нужно понижать минимальный балл до бесконечности, чтобы выпускник мог получить документ об образовании.
– Какие они, нынешние школьники?
– Они уверены в себе – это хорошо, но знаете, мне кажется, им не хватает рефлексии. Мне занятно наблюдать за ними. Вот мы смотрели фильм «Тихий Дон». Я вижу, что они привыкли к рекламным паузам, когда можно расслабиться, а тут их нет. Нас-то это радует, а детям чего-то не хватает. А ещё – иногда чувствую себя включённым телевизором на уроке. Если я задаю вопрос внезапно, а потом называю фамилию ученика, которому отвечать, вопрос приходится повторять. То есть урок шёл фоном собственным мыслям ученика. Возможно, в каком-то смысле это моя проблема. Но дети плохо умеют сосредотачиваться, делать над собой усилие, трудиться. Они слабо реагируют на слово, они уже дети визуального пространства. Я плохо отношусь к идее сделать электронный учебник. Я – человек книжный. И мне жаль, что книга уходит как самоценность. ЕГЭ по литературе приучает ребят использовать книгу чисто функционально. Нужен пример о роли семьи – вспомнят «Тихий Дон», нужен пример жертвенности – пожалуйста, Сонечка Мармеладова. Всё читают в определённом контексте, не для души и удовольствия. Нам ведь немного нужно, чтобы привести пример на экзамене. И даже у хороших детей нетренированная, слабая память. А ведь наше поколение стихи запоминало с одного прочтения. Видимо, сегодня мимо наших детей идёт огромный поток информации. И мозг её просто стирает.
– Где же радость от работы, награда за труды?
– Главное для учителя – признание учеников. Но об этом лучше их самих спросить. Дети, конечно, сильно изменились.
Я вижу, что школа больше не занимает такое важное место в их жизни, и с этим приходится считаться. Они иначе дружат, иначе общаются между собой мальчики и девочки. Они гораздо менее застенчивы, чем мы были в их возрасте. Сокращается дистанция, нет психологических барьеров. Тут свою роль сыграла, безусловно, массовая культура. Кто их властители дум? – актёры, известные спортсмены.
– Но вы не воспринимаете эти перемены как «ужас, ужас, ужас!»?
– Конечно же, нет. Ужас – это вот, бумаги. Смотрите: на следующей неделе подготовка к проверке Рособрнадзора в 4-м классе. Затем городское тестирование 9-го класса. Затем – фестиваль искусств, затем олимпиада «Кенгуру». Ещё экспертный совет по проекту «За нравственный подвиг». А ещё – викторина по избирательному праву. И это последняя неделя четверти! Кроме того – куча городских мероприятий, в которых мы должны участвовать – иногда по три в день. А ведь зачастую это одни и те же дети. Иногда какие-то организации проявляют инициативу, например, написать сочинение. Они выделяют призы, заручаются поддержкой комитета образования – и это уже подлежит исполнению в обязательном порядке. Боюсь, что отнестись ко всему вдумчиво просто не получится. Так что детей мы понимаем. И стараемся смягчать ситуацию, как можем. И, несмотря ни на что, получать удовольствие от общения.

Беседовала
Галина Маркина

 

Написать комментарий:


 
Поиск

Имя:

Эл.почта: