Фото с официального сайта – barksedov.com

Современный вид барка «Седов» и его курсанты. Зачем будущим механикам, да и судоводителям тоже, надводникам и подводникам, торпедистам и связистам, лазить по мачтам, тянуть непонятные верёвки?
Вопрос возникает снова и снова. Но эти молодые парни, пройдя суровую школу на паруснике,
скоро смогут на него ответить

В течение 12 счастливых лет неповторимый «Седов» проходил службу, неся флаг ВМФ, как положено – когда на кормовом флагштоке, когда под гафелем. Половину этого срока он провёл, пребывая в ранге учебно-парусного (УПС), вторую половину в ранге экспедиционно-океанографического (ЭОС) судна. Если парусник уходил в далёкое плавание, он почти всегда отправлялся из Кронштадта. Если возвращался из трудного похода, то неизменно – в родной Кронштадт…

Свинемюнде

Январским днём 1946 года военно-морской флаг страны был поднят впервые на 4-мачтовом парусном гиганте, бывшем германском учебном судне «Kommodore Johnsen» (ex. «Magdalene Vinnen»). С того момента советская Россия по-настоящему вступила во владение крупнейшим в мире учебно-парусным судном «Седов».
Протекало то действо у причала порта Свинемюнде. Так продолжали его называть, по германской традиции, хотя это был уже вполне польский порт Свиноуйсьце. Сторонними свидетелями торжества оставались скептически настроенные германские и английские моряки. Крепко они, носители многолетних парусных традиций, сомневались, что советские мореходы, водители крейсеров и эсминцев, смогут совладать со столь необычным для них рукотворным чудом.
С советской стороны, понятное дело, присутствовало военно-морское начальство, носители многозвёздных погон. Но распоряжался практической стороной дела прикомандированный специалист, новоиспечённый младший лейтенант Шнейдер. Очень нравилось ему, сыну азовского рыбака, моряку и паруснику по призванию, это судно. Так и хотелось бы задержаться на нём. Но у начальства насчёт лейтенанта имелись иные планы. Укоренение Ивана Григорьевича на судне всё же состоялось, но годами позже…
По завершении тягостного стояния в Свиноуйсьце началось двухлетней продолжительности бессмысленное стояние парусника в военной секции латвийского порта Лиепая (тот город моряки называли ещё по-старорежимному, Либавой). И действительно, толком не знали военные моряки, как подступиться к хитросплетению корабельных снастей. Местные ремонтники не располагали специалистами, готовыми взяться за восстановительный ремонт столь необычного для них «заказа»…
Положение дел категорически изменилось с появлением на «Седове» нового командира. Им стал тридцатитрёхлетний  капитан 3-го ранга Митрофанов. Опыта управления парусными гигантами у Петра Сергеевича, недавнего командира дивизиона малых охотников, было не более других его коллег. Но была в биографии каспийца, военного моряка, беззаботная черноморская юность – на чём только не довелось поплавать. Была ещё учёба в херсонской мореходке с практическими плаваниями под парусами.
Существенно и важно: незабываемыми для человека с погонами оставались месяцы былых курсантских плаваний на четырёхмачтовом «Товарище», месяцы общения с его тугими парусами, неподатливыми снастями. И годы войны не смогли порушить в душе уже военного моряка желания плавать по миру, желательно под высокими парусами.

КМОЛЗ

Безукоризненно точным оказался выбор военно-морского начальства в отношении назначения командира «Седова». Единственно правильным был выбор и технической базы для проведения восстановительного ремонта парусника. К зиме 1948 года «Седов» перетянули в Кронштадт, позволили занять место у ремонтной стенки благословенного Кронштадтского Морского ордена Ленина завода (КМОЛЗ).
И сразу же щегольского вида командирский салон УПС «Седов» превратился в безнадёжно прокуренный «штаб революции» – технологического, естественно, назначения. В него потянулись заводчане, призванные решать непривычного качества задачи. Своими людьми в «штабе» становились уважаемые проектанты, представители СКБ-170. Всем хотелось поделиться знаниями, все получали право высказаться по существу.
Никто не кичился стажем и должностями. Но вершителем споров всегда получался бывший практикант с довоенного «Товарища». Он лучше других изучил устройство своего нового детища, облазил его закоулки – от киля и до клотиков. Мало кто решался спорить с командиром на предмет проблем непотопляемости и остойчивости судна… Кстати, одно из несогласий обернулось подлинным конфузом. Парусник, при первой постановке в док имени революционера Митрофанова, позволил себе отчасти завалиться на бок…
Характерно проявила себя проблема с нечаянно возникшей тогда потребностью экстренно осмотреть судовой гребной винт. По науке полагалось бы ввести судно в тот же сухой док, произвести штатное обследование. Но креативный командир с результатами расчётов, произведённых собственноручно, на свой страх и риск предложил проектантам просто отдифферентовать судно: носом вниз, кормой – вместе со злосчастным винтом, в достаточной степени – вверх.
Жуткие чувства испытывали ответственные товарищи, получившие возможность наблюдать парусного красавца, с мачтами пятидесятиметровой высоты, в столь противоестественной диспозиции. Но обошлось. Требуемое действо успешно произвели, драгоценное время сэкономили…
Словом, трудовой подвиг конструкторов и заводчан, спасибо им, состоялся, и благодарный «Седов» занял отведённое ему штатное место: пара отданных якорей в сторону центра Средней гавани – кормой, притянутой к восточному причалу Усть-Рогатки. Компанию паруснику-красавцу составляли крейсера и эсминцы, в бессчётном количестве теснилась поодаль ОВР’овская мелкота. Едва ли не бок о бок с «Седовым» пребывал трагической судьбы линкор «Марат».
Немаловажная деталь: согласно военно-морским уложениям и приказам, изначально УПС «Седов» (судно) стал числиться «кораблём 1-го ранга». Многие о таком могли только мечтать, а «Седов» – и военно-морскому начальству случается быть мудрым – получил законно высокий ранг с первой попытки. Ревнивые бормотания завистников на этот счёт быстро затихли – окончательно и бесповоротно.

Тяжело в учении

По известным причинам в те годы весьма популярным был тезис: «Кадры решают всё». Так вот с кадрами, если иметь в виду судьбу парусника, которому скоро уже предстояло выйти в море, дела поначалу обстояли отвратительно.
К службе на УПС «Седов» приступали офицеры, никакого представления не имевшие о рангоуте и такелаже 4-мачтового барка – а других служивых и быть не могло.
О том, что им предстоит нести вахту, самостоятельно распоряжаясь действиями по мудрёным схемам типа «поворот оверштаг» и «поворот через фордевинд» для судна прямого вооружения, они только начинали задумываться.
И матросов не было, готовых лихо взбегать по вантам на нечеловеческую высоту, разбегаться по реям, ловко работать с парусами – днём ли, ночью. Ещё и при жутком ветре, в условиях качки, понимая при том отчётливо, чего от них конкретно требует командир, пребывающий где-то там, далеко внизу.
Не было и обученной боцманской команды, готовой выступить связующим звеном между малоопытным командным составом и непосредственными исполнителями работ. Не было в стране «академий», готовящих специалистов такого рода… Но был на судне человек, которому удалось спаять разнородный экипаж в единую команду, наладить учёбу. Кстати сказать, условия всё ещё продолжавшегося ремонта оказались весьма подходящими для учёбы, максимально приближенной к практике.
Приятной неожиданностью для командира стал тот факт, что с обязанностями марсовых великолепно справляться начинали парни, рождённые в вологодской глубинке. Быстро привыкнув к работе на высоте, с крестьянской обстоятельностью они осваивали приёмы обращения с парусами. А уж крепкие руки, привычные к крестьянскому труду – о чём-то другом мечтать не было необходимости.
Как именно следует обращаться с парусами, нередко демонстрировал им не кто-нибудь, а сам командир. И тому бывало приятно вспомнить, как это делалось на незабвенном «Товарище». И силёнок у бывшего курсанта оставалось ещё в избытке… Как-то в ответ на укоры подруги жизни Лидии Ефимовны – пора де прекращать это молодечество, сорокалетний Пётр Сергеевич, на глазах у восхищённых домашних, исполнил стойку «на голове и руках»… на платяном шкафу.
Как результат всего того, в атмосфере, которую удалось создать на судне, моряки как бы сами собой начинали возрастать до уровня специалистов высочайшего класса.
Яркий тому пример – боцман Якубов. Сложившийся практик морских дел, по прибытии на «Седов» Ким Садыкович не имел ни малейшего представления о шкотах и фалах, гитовых
и горденях. Но в кратчайшие сроки стал он главным специалистом по части забот палубной команды. Тому лишь одно, дополнительное свидетельство. Годами позже, уже в качестве гражданского специалиста, на борту УПС «Крузенштерн», старший боцман Ким Садыкович принимал на себя в целом командование манёврами судна под парусами…
Другой, не менее яркий пример – вольнолюбивый младший лейтенант Нечаев. На борту «Седова» выпускник военно-морского училища, с благословения командира, появился именно в таком звании. Что это означало, отчего вдруг «младший», в то время как все прочие выпускались полными лейтенантами, служивым людям объяснять не требуется.
Так вот, попав на «Седов», сохранив верность первому и последнему в своей жизни судну, когда подошло время, капитан первого ранга Нечаев вступил в должность командира. Когда же подошло печальное время вынужденной передачи судна в чужие руки, этим занимался он же, – Вадим Иванович.

Залив,
Балтика, океан

А затем пошли походы и плавания. Надводные военно-морские гиганты, соседи парусника по Усть-Рогатке, в ту пору скорее простаивали, нежели ходили куда-то далеко. О посещении иностранных портов практически и речи быть не могло. Другое дело красавец «Седов» с курсантами на борту… Первыми были скромные выходы: до Сескара и обратно, под машиной. Потом до района Таллина и обратно, уже с постановкой парусов. А там подошла очередь Балтики с удалёнными её закоулками, с подходами к зоне проливов…
Военно-морские начальники, из числа непонятливых и осторожных, вели сухопутные разговоры на предмет того – зачем это будущим механикам, да и судоводителям тоже, надводникам и подводникам, торпедистам и связистам, лазить по мачтам, тянуть непонятные верёвки… Но иного мнения придерживались командир парусника и молодые парни, которым довелось пройти суровую школу УПС «Седов».
Не без сомнений поднимались они на борт 4-мачтового барка, с опаской поглядывая на высокие мачты, необхватные реи. Принципиально иными они сходили на берег: окрепшими, не боящимися ни ветра, ни волн. Будущие механики и торпедисты понимали, что обрели морскую закалку и уверенность. Ни при каких обстоятельствах теперь их, водителей единиц современного флота, не испугает морская стихия. Не испугает встреча с волнами и ветром, случись с их кораблём какая беда…
А «Седов» между тем начинал уже протаптывать маршруты вокруг Европы, вплоть до берегов Африки, чуть позже случалось и экватор пересекать. И чудом -чудным стали первые посещения иностранных портов. Тут-то уж точно пришлось поволноваться осторожным начальникам: матросы, прогуливающиеся по заграничным улицам; офицеры, принимающие участие в приёмах – на борту судна и, о ужас, в резиденциях иностранной администрации!
А тут ещё (осенью 1957 года) подоспели известия о гибели западногерманского парусника «Памир», своими параметрами весьма похожего на «Седов». Впору было задуматься ответственным товарищам… Но, как выяснилось, командир «Седова» за прошедшие годы смог обучить своих подопечных не только исполнению манёвров под парусами. Офицеры Страны Советов достойно представляли Родину, в том числе, на весьма приличном дипломатическом уровне.
Так уж и получилось, что учебно-парусное судно стало «школой под парусами» не только для курсантов, будущих военно-морских специалистов. Под высокими парусами «Седова», каждый в своё время, возрастали до звания капитанов-парусников коллеги, младшие товарищи и ученики П. С. Митрофанова – военные моряки:
П. В. Власов, П. М. Миронов, В. И. Нечаев, В. Т. Роев, Я. А. Смелтерис, И. Г. Шнейдер.

Экспедиционно-океанографическое судно

А потом наступил период грандиозных перемен. Последние начались с того, что «Седов», волею высшего руководства переведённый в категорию экспедиционно-океанографического судна (ЭОС), был привлечён к работам по программе очередного Международного геофизического года.
Участником и куратором первого похода под Гидрографическим флагом ВМФ стал академик Шулейкин, известный научной общественности как создатель дисциплины «Физика моря». Члены экипажа «Седова», естественно, подозревая о научных заслугах Василия Владимировича, в рабочем порядке воспринимали учёного в соответствии с его воинским званием как капитана первого ранга.
Собственно научным руководителем того похода, его продолжений, выступал полковник Казанский. Достаточно скоро членам экипажа «Седова» стало известно о спортивной юности научного лидера. Скорее всего, мимо них прошёл другой любопытный факт: молодой гидрограф Казанский Михаил Михайлович был одним из главных проработчиков ледовых «Дорог жизни» – Ладожской и Малой, от Лисьего Носа к Кронштадту…
Весной 1959 года была создана 6-я Атлантическая экспедиция, в состав которой вошли, в числе прочего, «Седов» и «Крузенштерн», наконец переживший свои бесконечные ремонты (на том же КМОЛЗе). Оба судна покинули категорию учебно-парусных судов. С той весны это были уже – экспедиционно-океанографические суда.
Командиром ЭОС «Седов» ожидаемым порядком стал В. И. Нечаев, командование ЭОС «Крузенштерн» принял на себя П. В. Власов. Руководителем отряда был назначен П. С. Митрофанов. Более опытному мореплавателю В. И. Нечаеву было доверено самостоятельное управление «Седовым». Свой штаб Митрофанов организовал на борту «Крузенштерна»…
А потом подошла осень 1962 года, и полный сил командир отряда… был отправлен в отставку. Взращённые им моряки-парусники совершили после того ещё три океанских похода (всего получалось девять под гидрографическим флагом ВМФ). В октябре 1965 года был завершён заключительный поход. Осторожное начальство наконец осуществило давнюю свою мечту: в феврале 1966 года «безнадёжно устаревшее» судно было выведено из состава ВМФ СССР.
Четыре месяца ушло у Вадима Ивановича Нечаева на то, чтобы буквально «всучить» новому хозяину уникальное судно, пребывавшее в идеальном состоянии. Вслед за тем потянулись месяцы и годы его, буквального сживания со света. Вслед за тем – годы борьбы за судно, фактически обречённое к списанию, затем героические годы восстановительного ремонта – третьего рождения парусника…
На долгие 15 лет растянулась та борьба. И не случайно, что героями и жертвами этого подвига выступили тогда недавние военные моряки – Пётр Сергеевич Митрофанов и Владимир Тимофеевич Роев.
О том, что за бриллиант приплыл в руки новых хозяев парусника, те поняли, очень хорошо осознали, когда нечеловечески трудный ремонт был доведён до победного конца.
Но кто старое помянет… Сегодня уместно отметить другое. Как ни удивительно, обстоятельства 12 неповторимых лет в своё время обошли вниманием сотрудники «старой» версии Центрального Военно-морского музея страны. Даже скудных строчек с рассказом о семнадцати походах УПС (ЭОС) «Седов» не удаётся обнаружить и в стенах «нового» музея, так удачно разместившегося теперь в роскошных хоромах исторических «крюковских казарм».

В. П. Митрофанов