Из рассказов старого подводника

Юрий Сувалов

Это я про лодку, 659Т проект, «К-259». Про её стремительные обводы и немножко смешной курносый нос, высокомерно задранный вверх. Этот смешной нос не раз защищал от крутой волны. Если лодки с круглым носом зарывались по самую рубку в небольшую волну, то наша красавица грациозно отыгрывала и на большой, тем спасала нас, находившихся на мостике, от очередного водопада и противных ручейков по шее и по ногам. И всё равно, сменяясь с вахты в штормовом море, мы по трапу спускались вниз с шапкой льда на голове и с полными валенками воды. Можно было, конечно, стряхнуть лёд наверху и из валенок вылить воду. Но тут своё, внизу тебя встречал тёплый свет, уют центрального поста и ехидство вахтенного инженера-механика: что, замёрз? А воды-то, воды-то натащил, и главное, что сил на всё, что перечислил, к концу вахты совсем не оставалось.

Рулевые помогали тебе снять мокрую одежду, отнести её в 4-й отсек, где она сушилась до очередной вахты, а ты, разомлевший от тепла и света, кивая носом, заполняешь чистовой вахтенный журнал. Для чего он был нужен, трудно понять. Я так думаю для обозначения общей организации службы, а коротко и просто – для дури, чтоб служба мёдом не казалась. Потому как его никто в руки никогда не брал, разве что на первой курсовой задаче. Хотя, конечно, можно сказать: для учёбы вахтенных офицеров, и неплохой учёбы, складывать обрывки мыслей – это может пригодиться, опять же характер вырабатывает. А вот в необходимости самого журнала я что-то сомневаюсь.
Лодка наша поначалу задумывалась и была исполнена как ракетная, затем произвели модернизацию, и стала она торпедной проекта 659Т «К-59», потом «К-259». Весь экипаж к ней относился с уважением и любовью. Меня как вахтенного офицера механик Геннадий Чупрынин учил: «Ты лодку не дёргай, она живая, ей и больно, и обидно». Сам командир наш В. А. Кожевников любовно, со скребком, по надстройке старую краску отдирал. Рядом «К-45» в автономку стоит на выходе, Заварухин командир. «Что привезёте в подарок?» – командир наш спрашивает. Рязанцев, старпом, что-то про «гонконгский грипп» отвечает и мрачно скалится. Ну как я не скопирую такое? Вот на них мы и учились и уму, и нахальству. Командиру без этого нельзя.
Прослужил я на ней почти всю свою подводную жизнь, от командира БЧ-3 (минно-торпедная боевая часть) до командира лодки.
За всю мою службу на «К-59» и вообще за всю историю этой лодки на ней не было ни одного серьёзного происшествия. Прошла она свою боевую жизнь ровно и спокойно. Конечно, были и возгорания, и подтопления, поломки случались. Но всё это было в пределах допустимого. На ней даже ни одной торпеды не утопили, во всяком случае с тех пор когда я впервые ступил на трап нашей красавицы. И к пирсу навечно встала без единой неисправности.

Было шесть случаев.
Первый – торпедный

Стояли в Чажме, прострелка торпедных аппаратов торпедо-болванками. Отошли от пирса, дали команду «Товсь». Смотрю: дифферент на нос 1-1.5 градуса. Я – по «каштану» на мостик: «Стрелять нельзя, дифферент на нос». На мосту командир и помощник Коля Бондарь, минёром до этого был. В общем, обругали они меня, давай «Пли». Ну, пли так пли, я тоже с характером. Стрельнули, доложил, что «боевой» на место встал, можно подумать, что он ещё куда-то может встать. Минуты через две с мостика минёр: где болванка? В аппарате посмотри. Отвечаю: «В ил она носом зарылась». Ох-ах, а ведь говорил. Неделя прошла. Место, где мы стоим, бухточка небольшая, тут ветерок поднялся, волны пошли, я на лодке остался, дежурный по лодке – Серёга Муравьёв, вместе пришли на корабль. К вечеру вахтенный у трапа: «Торпеда ваша всплыла». Болванка малогобаритная была, затащили мы её на борт.

Случай второй – горький

В Павловске стоим, провожу ежемесячную прострелку торпедных аппаратов. В жизни я педантом не был, но вот на службе… Настаивал, чтобы всё делалось, как положено. Вот с утра мы как начали простреливать, уже обеденный перерыв, а мы возимся. Командир наш, Кожевников по надстройке ходит, нервничает, ждёт, когда закончим, положено так. Да и нам ложками постучать хочется. Остался последний выстрел, а производится он в отсек при открытой задней крышке торпедного аппарата. Команду «Пли» я уже дал, Дима на рукоятку нажал. Воздух зашипел и начал свою работу, пошёл по схеме, ничего уже остановить нельзя. И тут наш командир, потеряв терпение, наклонился над люком и завопил: «Минёр, ну когда ты закончишь»? Ответом ему было протяжное «пфу-фу-фу», торпедный аппарат выплюнул свой запас воздуха. Наверху через люк крики, вопли, ну думаю: «Загубил командира». По трапу наверх. Командир горько смотрит за борт, а там в грязной воде, в масле плавает его ослепительно белая фуражка, в Ленинграде между прочим шита была.

Случай третий – опасный

Был у меня моряк в торпедной команде, худющий спасу нет. Вроде и ел по две порции, а не впрок. Завидовали все ему. На лодке движения ограничены, кислорода мало, спортом не позанимаешься, а кормят хорошо, и все пухнут, а он строен, ни капли жира. Осень, ноябрь, по берегам лёд. В базе до гальюна далеко, пока добежишь, от ветра околеешь, так мы по малой нужде с пирса. Вот и мой моряк на пирс вышел и с причала, где пониже пристроился. Ветер в грудь дул, а тут взял и дунул в спину, упал он в воду, кричит. Выскочили, вытащили, отогрели, спиртом отпоили, даже не чихнул. Но! Опасно быть сильно худым. Море любит сильных, а сильные любят пожрать.

Случай четвёртый – надутый

В первом отсеке, по правому борту, за торпедами есть маленький закуток, аварийный пост управления носовыми горизонтальными рулями. В этот закуток непонятно как заталкивали ПСН-20, спасательный плот, считалось это штатное место. Рулевой Давыдов был расписан на этот пост. Вот он время от времени, под видом ухода за матчастью любил там поспать. В базе стояли, вдруг хлопок, шипенье, мгновение и всё пространство на этом посту заполнилось плотом, а за ним слышны сдавленные вопли. Растерялись мы, забегали, до поста не доберёшься, торпеды мешают. Резать плот нужно, бегать по лодке, ножи искать, удавит поди матросика. Про нож водолазный вспомнили, в сейфе хранился. Давай кромсать плот надувной. Добрались до матросика. Вид у него жуткий, вдавило его между клапанами продувания цистерн главного балласта, лицо белое и плоское, как у хакаса, и что особенно поразило, глаза уж очень большие.

Случай пятый – вредный

В первом отсеке трюмным был матрос Аранин, вообще-то он подчинялся командиру 3 дивизиона заслуженному, капитан-лейтенанту Вадиму Васильеву. Мы, лейтенанты, с уважением и опаской к Вадиму относились. Во-первых он действительно был грамотный и толковый офицер. Во-вторых его грубовато-мрачный цинизм и острый язык заставлял нас не оспаривать его мнение. Поэтому с Араниным по поводу содержания трюма первого отсека я разбирался сам. Ох, и вредный был матрос, что ни скажешь, всё поперёк. Как-то в море в дрейфе лежим, вечер, тепло, солнце в воду садится. Красиво. Я на мостике вахтенный офицер, матросы покурить вылезли. Аранин стоит, вдруг птица вроде коршуна, крылья расправила, когти вперёд и на Аранина. Завопил, руками замахал, отбился. А я ему: «Вот видишь, какой ты вредный, даже коршун не вынес тебя».

Случай шестой – весёлый

Я – старпом на нашей ласточке «К-259», в море на дифферентовке, вроде у Владимира, командир Хаперский, только вот корабля обеспечения не было. Погрузились на 8 метров, я перископ кручу на 360, между прочим как лейтенантом научили, никогда тупо немного вправо, влево не смотрел. «По корме что-то красное, кабельтов не меньше». Командиру: «Аварийный буй наш и за нами тащится». Всплыли, точно наш родной, но уже оторвался. Давай ловить. Поскольку я неплохо плавал, оделся в ИСП-60, конец на пояс и в пучину морскую. Сначала пошёл кролем, перешёл на брасс, не становится ближе буй, а мне уже и дышать нечем, лёгкие разрываются, через дырочку в ИСП-60 не надышишься. На лодку оглянулся, а там комдив 3 Витя Лучко с матросом Перминовым ногами упёрлись, за конец меня держат. Помахал я в воздухе кулаком, сообразили, что ввалю им. Отпустили конец. Я за буй зацепился, на это только сил и осталось. Подтащили меня с буем. А он, паразит, норовит прижать меня к лодке, повыше подняться и проверить мои кости. Вывернулся я, но никому не советую так буй доставать, хоть и весело было.

Честь имею.
Юрий СУВАЛОВ,
ветеран подводного флота России, капитан 1 ранга в отставке

Память о подводной лодке «Курск»

Накануне празднования Дня моряка-подводника Кронштадтскому Морскому музею капитаном 1 ранга Василием Величко были переданы в дар предметы с поднятой АПК «Курск», погибшей 12 августа 2000 года в Баренцевом море. Предметы займут достойное место в экспозиции музея.

Памятный сувенир в честь работы на АПК «Курск», изготовленный из корпуса подводной лодки, распылитель пожарной системы из 7-го отсека АПК «Курск», печать и ножницы из секретной части 4-го отсека АПК «Курск». Коллектив Кронштадтского Морского музея выражает благодарность капитану 1 ранга Василию Величко за возможность прикоснуться к уникальным предметам, связанным с одной из трагических страниц истории нашей Родины.