В 1864-м году в одном из номеров «Кронштадтского вестника» появилась забавная заметка. В ней один из бывших кронштадтских моряков рассказывал о своей жизни – жизни типичного флотского офицера середины XIX века. Ироничная, затейливая и немного философская, она, возможно, будет интересна и современному читателю.

«Ты, я думаю, тоскуешь, что так давно ничего не слыхал обо мне; так вот тебе шканечный журнал моего крейсерства по океану столичной жизни и поприщу службы.
При вступлении под паруса офицерского звания, служба благоприятствовала мне попутным ветром и, несмотря на то, что ветер был риф-марсельный, по отношениям ко мне начальников, я, не ложась в дрейф перед протекциею, нес все паруса твердости, и, правя всегда по румбу возложенных на меня обязанностей, валял по двенадцати узлов постоянно, до капитан-лейтенантского чина. Тут служба моя заштилела, и я стал на якорь на материке Васильевского острова, запеленговав себя на углу 14 линии и Большого проспекта. Лавируя иногда по театрам, пассажу и семейным домам, признаюсь тебе откровенно, в одном из семейных домов я встретил яхточку, несшую все возможные паруса красоты и, как мне говорили, она нагружена золотым балластом приданного. Сердце мое невольно забило рынду, и мне страшно захотелось ее абордировать, а имение перевести на свой меридиан. Сначала я думал, что бой будет неравен, но что за сомнения, где же моя смелость? Куда девалась моя отвага? Неужели спряталась в трюм? Мне даже стало совестно самого себя! И вот я сделал два-три галса. Когда зыбь моих чувств немного унялась, я с новой смелостью пошел ей контра-галсом, и вдруг привел в крутой бейдевинд, чтоб дать ей залп моих предложений руки и сердца.
Представь себе мое счастие: яхточка, спустив флаг своего согласия, сдалась без боя, и я без отлагательства справил адмиральский час своего плавания.
Отшвартовав таким образом свою холостую разгульную жизнь, я недолго еще крейсерствовал на поприще службы, а втянулся в гавань отставки и разоружил с себя флотский мундир.
Теперь ты меня не узнаешь; получив хорошее приданное, я уже давно не сидел на экваторе (т. е. без денег – прим. ред.), и, благодаря судьбе, кажется и не придется. От такой спокойной и беззаботной жизни корпус мой все принимает больший и больший объем; да и яхточка моя сделалась почти фрегатом. Я сделался домоседом и никуда не выхожу из своей каюты, разве только иногда летом отправляюсь лавировать в зелень, таская на бакштове мелкие суда собственной постройки.
Благословляя судьбу, я спокойно ожидаю, когда настанет тот час, чтоб отправиться на вечную зимовку.

Твой N.N.»