Римма Борисовна Бирюкова работала медсестрой в поликлинике, госпиталях и медсанбатах по месту службы мужа. Ныне пенсионерка. Поёт в хоре «Незабудка» Комплексного центра социального обслуживания населения Кронштадтского района.

Моё военное детство прошло недалеко от Уфы, в городе Краснослободске. Я родилась 1 сентября 1935 года, и когда началась Великая Отечественная война, мне ещё не исполнилось и шести лет. Поэтому я помню совсем не многое. Папа ушёл на фронт в августе 1941 года, а в декабре пропал без вести. Мы жили втроём: мама, я и брат Гена, который был младше меня на четыре года. Мама Мария Григорьевна работала на двух работах. С утра – в школе, она была учительницей начальных классов, а после уроков печатала на печатной машинке документы в конторе. Я же оставалась одна с малышом и хозяйничала дома. В одноэтажном доме, где мы жили, было три подъезда и шесть квартир. Наша квартира представляла собой комнату с плитой, русской печью и полатями. Ещё была крошечная спаленка, в которую помещалась только кровать. К маминому возвращению с работы я должна была начистить картошки, если она была. Но картошка, к сожалению, имелась далеко не всегда. Самое яркое чувство того времени: постоянно хочется есть, а есть нечего.
Помню, как мы с мамой в темноте под дождём собирали на поле мёрзлую картошку. Её потом мололи на мясорубке и пекли лепёшки на чугунной сковороде. Весной ходили в лес за травой: диким луком, лебедой, крапивой. И даже травы не было вволю, не говоря уже о хлебе. Хлеб покупали по карточкам. В памяти окошечко, в котором выдавали буханочки, а рядом стена, залепленная чёрными комочками. Идя за хлебом, люди жевали гудрон, чтобы заглушить голод, а получив хлеб, прилепляли изжёванные кусочки к стене, чтобы взять наконец в рот корочку хлеба.

Однажды мама принесла домой серый камушек соли. Нам всё время хотелось что-нибудь положить в рот, и мы с подругой до рвоты нализались этой самой соли.

Я не помню, какая у меня была одежда – вспоминаются только парусиновые туфли на пуговичке, резиновые сапоги и голубое платьице. Не помню ни книжек, ни игрушек. Книги были только в школе. Писать мы учились грифелем на грифельной доске. Напишешь, покажешь Софье Павловне, сотрёшь и снова пишешь. Потом стали писать на газетах.
Самое яркое впечатление в школе – это как мы с Софьей Павловной наряжаем к Новому году, словно ёлку, огромный куст репейника. Делаем гирлянды, бусы, звёзды и снежинки, а потом танцуем вокруг нашей новогодней ёлочки под «ля-ля-ля».
Уже после войны нас возили собирать малину для раненых в небольшие лыковые корзиночки килограмма по два, как мне кажется. Строго-настрого велели не есть, пока не наберём, сколько положено. И я честно не положила в рот ни одной ягодки, пока не выполнила свою норму. А когда, наконец, заслужила лакомство, – надо было уже ехать домой.
Нам стало немного легче жить, когда переехали в Уфу к папиной сестре тёте Гране. Она работала в Водоканале, и ей давали молоко и сметану Но постоянное чувство голода прошло у нас ещё очень не скоро.

Римма Борисовна БИРЮКОВА (Кострицина)