Людмила Михайловна Боброва (Соколова) – коренная кронштадтка. Летом отметит внушительную дату – 90-летие со дня рождения. Сегодня она окружена теплом и заботой. Рядом дети, внуки, радуют правнуки. Любимое занятие – выращивание цветов на даче. «Посильный труд и окружающая красота продлевают жизнь», – считает Людмила Михайловна… А когда началась Великая Отечественная война, Люде было 12 лет. Вместе с мамой и сёстрами она жила в Кронштадте и оказалась в двойной блокаде.

Пережив войну и блокаду, Людмила Михайловна
работала сварщицей на Морском заводе,
а теперь трудится на дачном участке

– В день, когда началась война, мне исполнилось 12 лет. Первое моё воспоминание – это самолёт, который летал над Кронштадтом. Наши зенитки не сразу начали по нему стрелять, так что он успел улететь.
Мама в тот день ходила в Гостиный двор покупать крепдешин на платье – ещё не знала, что нас ждёт.
Наш отец умер ещё до войны. Так что блокаду переживали мы с мамой – три сестры: Нина, Валя и я. Мама, Любовь Алексеевна Егорова, работала на Морском заводе счетоводом. Старшая сестра Нина уже трудилась на швейной фабрике.
Сестра Нина, когда началась война, была на южном берегу. Она возвращалась в Кронштадт на рейсовом пароходе «Чапаев». И как раз в тот день был самый страшный налёт на Кронштадт, когда в небе появились сотни самолётов. Нина вспоминала: везли картошку, и было страшно утонуть вместе с ней…
Зимой было очень тяжело. Дров нам привезли, так как мы остались без отца. Но дрова были смолистые и сырые, горели плохо и сильно дымили. Мы их хранили в большой комнате, а сами жили в маленькой – её было легче нагреть.
Оконные стёкла в квартире вылетели во время налётов, так что окно заткнули матрацем.
Сначала во время артобстрелов и бомбёжек мы убегали в бомбоубежище, но потом привыкли, да сил не было бояться.
Запаса продуктов в доме не было, и голод наступил очень быстро. Голод был сильнее страха.
Так получилось, что я стала чуть ли не главной кормилицей в семье. Каждый день мы с подругой Шурой ходили на промысел. Там, где сейчас находится кадетский корпус, располагалась воинская часть. Военные давали детям немного хлеба – я несла его домой маме и сёстрам. А иногда нам удавалось незаметно проникнуть на территорию части и найти там что-нибудь съедобное. Например, варёные кости – остатки солдатского обеда. Мама их снова варила, получался суп.
Нас не раз отлавливала охрана, и даже арестовать хотели за проникновение в охраняемую зону. Но мы сказали, что мама не встаёт, прийти за нами не сможет (а у сестры началась водянка), и нас отпустили.
Как-то мы нашли кастрюлю с сухой горчицей и попробовали сделать из неё лепёшки. Есть их, конечно, было невозможно. Сосед по квартире ловил колюшку. Мы её покупали, когда были деньги, и делали из неё котлеты. Колюшка помогала выжить. А летом ели зелень, одуванчики – мама варила травяной суп.
Однажды нам дали по кусочку шоколада. Мы с сестрой долго крепились, потом не выдержали и, утешаясь словами: вот придут фрицы и съедят наш шоколад, рассосали его потихоньку.
В школе на Широкой (сегодня это школа № 423) был госпиталь. Мы навещали раненых. Им тоже было голодно, делиться с нами они не могли. А мы старались их подбодрить. Устраивали для них концерты, как умели, пели, читали стихи.
В школу я не ходила: все силы тратились на добывание хоть какой-нибудь еды и дров. Рубили всё подряд. Если при бомбёжке разрушался деревянный дом, его тут же растаскивали на дрова.
Люди умирали от голода и холода. Так умерли мой двоюродный брат Володя и бабушка Оля.
Эвакуировали нас уже в 1942 году, незадолго до прорыва блокады. Сажали на катера в районе Итальянского пруда и везли до Лисьего Носа. Там нам выдали по буханке хлеба. Некоторые люди не могли удержаться и съедали хлеб. И умирали. Нас погрузили в вагоны для перевозки скота и вывезли в Новосибирскую область.
Мама старалась захватить с собой всё, что можно. Старшая сестра Нина несла швейную машинку. Когда силы заканчивались, она её бросала. Но потом снова за ней возвращалась. Машинка на новом месте очень выручала: мама и нас обшивала, и подрабатывала шитьём. Завели мы хозяйство: огород, поросёнка. Голода больше не было. Не все люди нам сочувствовали, некоторые и не знали, что мы пережили. Называли нас почему-то «выковыренные», может, мы им казались городскими чужаками.
Мама работала в совхозе, а сестру Нину отправили на уборку хлеба для фронта. Потом она записалась добровольцем и ушла воевать. Войну закончила в Австрии.
После демобилизации Нина приехала в Кронштадт и прислала нам вызов. Так в 1946 году мы вернулись на родину.

Беседовала Галина Маркина

Страшные игрушки детей блокады

Валентина Фёдоровна Никольская вспоминает, что частенько игрушками детей блокады становились осколки от бомб и снарядов – после бомбёжек дети собирали ещё горячие куски, несмотря на то, что за такие игры от мамы попадало серьёзно. Вале Товстоба в 1941-м исполнилось 7 лет. В блокадном кольце она прожила до августа 1942-го, когда вместе с мамой Александрой Ивановной была эвакуирована в Новосибирскую область.

Картины блокадной зимы Раиса Смирнова хранит всю жизнь

В период блокады сестрёнки Раиса (на фото – справа) и Людмила Корбуковы часто оставались дома одни. Мама Екатерина Анисимовна приходила очень редко, так как находилась на казарменном положении. Маму младшей Раечке – ей было всего семь, – заменила старшая 12-летняя Люда. Спустя годы Раиса Андреевна Смирнова хранит в памяти картины блокадной зимы. Как через весь Кронштадт ходили они с сестрой за хлебом, как стояли в очередях, как брали норму только за один день, иначе съели бы всё
и сразу. Ходить за водой была также обязанность Раисы. Водопровод не работал. Воду брали из люка. Зимой около него образовывалась большая наледь. Солдаты были специально выделены в помощь ослабевшим кронштадтцам: они доставали воду и разливали её по бидонам и кастрюлям, с которыми приходил народ. Рая ходила с бидоном. Ей наливали полный, но домой девочка часто приносила лишь половину, вода расплёскивалась по дороге. Приходилось идти снова. В апреле 1942 года Екатерина Анисимовна с дочерьми была эвакуирована.

Раненые относились к детям, приходящим в госпиталь с концертами, как к своим

Галина Владиславовна Фетисова родилась в Ленинграде. Перед самой войной семья переехала в Кронштадт по месту службы отца. Владислав Николаевич Гаврилов служил матросом на линкоре «Марат». В июне 1941 года, когда из Кронштадта началась массовая эвакуация детских учреждений, Галине исполнилось 4,5 года. Она помнит, как малышей посадили на пароход, а затем в вагоны, но доехать до места назначения не удалось. Эшелон попал под обстрел. Дым, стоны, крики… Девочка не потерялась, потому что мама была рядом – работала в детском садике няней… Решено было везти детей обратно в Кронштадт.
– В садике было хорошо, но очень хотелось кушать, – говорит Галина Владиславовна. – Помню одного худенького мальчика, который после каждого завтрака, обеда и ужина забирался под стол и собирал на полу крошки, которые падали из ослабевших детских рук. Собирал и тут же клал их в рот. Воспитатели его не ругали.
16 сентября 1941 года при взрыве на линкоре «Марат» погиб отец Галины. В семье из четырёх человек к декабрю в живых осталось только двое.
Воспитатели детского сада старались отвлечь детей от страшных впечатлений. Готовили с малышами концерты, с которыми те выступали в госпитале. По воспоминаниям Галины Владиславовны, раненые относились к детям очень тепло: целовали, обнимали, как своих, с вниманием слушали детские рассказы. Иногда детей приглашали на радиоузел, где малыши с особой гордостью выступали для жителей Кронштадта.
Всю блокаду в Кронштадте работали не только детские сады, но и ясли.

Подготовила Галина Агафонова