«Однажды я потеряла карточки…»
Рина в эвакуации
Накануне 73-й годовщины полного освободжения Ленинграда и Кронштадта от фашистской блокады «КВ» публикует страницы из «Книги памяти детей блокады», изданной по решению Муниципального Совета в 2014 году при участии редакции городской газеты «Кронштадтский вестник». О своём блокадном детстве рассказывает Октябрина Фёдоровна Антонова (Козликова).
Когда началась война, мне было 13 лет. В этот день я с папой гостила в Ленинграде у своей тёти Агриппины Ивановны или тёти Грани, как её звали дома. Меня попросили сходить в магазин за хлебом. Было около 12 часов. Я вышла на улицу и увидела, что у репродуктора на углу дома столпилось много народу. По радио объявили о вероломном нападении Германии. Я сразу же домой, сказала своим, чтобы включили радио. Так мои родные узнали о начале Великой Отечественной войны. Мы с папой сразу собрались и поехали домой
в Кронштадт.
Наша семья жила на проспекте Ленина в доме № 35. Папа Фёдор Иванович Козликов работал в Арсенале, обеспечивал снарядами военные объекты. Домой почти не приходил, день и ночь был на рабочем месте. А дома была мама, Мария Александровна Козликова, и мы, дети. Кроме меня были ещё четыре сестры и брат. На начало войны Жене было 10 лет, Музе около девяти, Вите – пять, Люсе – три, а Вале – два. Я же была старшая.
И всё было на мне.
У нас в подвале было небольшое убежище, и когда объявляли воздушную тревогу, мы туда спускались. Нам с Женей маленьких приходилось таскать в убежище на себе, Муза и Витя шли сами, иногда нам помогала дворничиха. Частенько случалось спускаться и возвращаться по несколько раз в день. И когда я уставала, мы не спускались, закрывались в квартире и смотрели в окно, как фашисты бросали бомбы. Было очень хорошо видно даже радостные лица пилотов. Знали, что если летят, будто на нас, надо сразу же ложиться на пол. Очень страшно было.
После бомбёжки мне приходилось ходить на уборку улиц и двора. Носили с ребятами на чердак воду и песок, чтобы можно было гасить зажигательные бомбы. Ходила за крупой в магазин на проспекте Ленина, напротив почты; хлебные карточки отоваривала в булочной на первом этаже нашего дома. Детям давали по 125 граммов хлеба. Так как по рабочей карточке полагалось 250 граммов хлеба, мама устроилась в Арсенал. Работала со снарядами. Она говорила: «Мы готовим гостинцы для фашистов». Я же вставала порой в три часа ночи занять очередь, чтобы хватило продуктов. Зимой было очень холодно. Мне кто-то достал валенки, очень большие, армейские, и я в них ходила. Ночью ждали в подъезде, чтобы не замёрзнуть.
Однажды я потеряла карточки. Что тут было! Ужас! Хотела повеситься в сарае. Но как-то сразу пришла женщина и принесла мой кошелёк с карточками! Оказывается, когда я получала продукты, кошелёк был у меня под мышкой. Я подняла руки, чтобы взять пакет с продуктами, и кошелёк упал в корзинку рядом стоящей женщины. Эта женщина жила неподалёку и знала нашу семью. Вот было радости!
Продукты давали на декаду. Когда я их приносила, то делила на десять дней. Крупы получалось одна чайная ложка на день. Я варила эту крупу в большой кастрюле литров на пять, быть может. А чай пили – макали пальцем в соль, клали на язык и запивали водой. Иногда я ходила в совхоз «Снабженец» откапывать из-под снега капустные листы… За водой мы с Женей ходили в нынешний Сквер подводников – тут и сегодня есть два люка, из которых в блокаду мы брали воду.
В школу я не ходила, так как смотрела за младшими. Жене было 11 лет, и она из школы порой приносила половину пол-литровой банки какой-то мутной воды с чем-то – делилась
с нами. И всё равно есть хотелось постоянно.
В моей семье умерли от голода три сестры и папа. Валя умерла зимой 1942 года – ей было 2 года. Второй ушла Муза (ей было 10 лет) – помню, сестрёнка всё просила есть, перечисляла то, что могла вспомнить. Дома же не было ни крошки. Дать ей было нечего. Мама сидела рядом и рыдала. Всех своих умерших она хоронила сама, увозила на санках завёрнутых в простыню или одеяло. Трёхлетняя Люся умерла у меня на руках. Мы уже проехали по Дороге жизни, пересекли Ладогу и готовились садиться в поезд, когда я обнаружила, что уснувшая сестра мертва. А папа умер 2 августа 1942 года в эвакуации, в Калининской области… А ещё у нас от голода умерла кошка.
Нас эвакуировали 1 апреля 1942 года. Ехали по Ладоге. На льду было уже очень много воды, так, что колёс не было видно. Идущая перед нами машина с людьми ушла под лёд,
и наша свернула в сторону.
В эвакуации я пошла работать. Мне было 14 лет. Мама болела, а брат и сестра были ещё меньше меня. Приходилось очень тяжело. Я работала в столовой, в совхозе на полях, и потом нас, комсомольцев, посылали на торфяные работы… Имею медаль за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны. Она мне очень дорога.
Написать комментарий: