По страницам «Кронштадтского вестника» 1860-х – 1870-х годов

Ещё вчера мчались по улицам Кронштадта удалые извозчичьи сани с разодетыми дамами и кавалерами. Не спеша, чтобы горожане не только видели, но и рассмотрели, прокатывались местные купчики на собственных породистых рысаках. Ещё вчера гремели на Екатерининской площади, сменяя друг друга, военные оркестры, кружились вместе со сверкающей снежной пылью карусели, зазывали гуляющих навязчивые продавцы сластей и горячих напитков. Звон оркестровой меди и бубенцов, стук копыт и гиканье извозчиков, женский смех и песни – всё смешалось в одну мощную симфонию, ритм которой нарастал crescendo и… вдруг оборвался. Блины, катанья, маскарады, гулянья, словом всё, чем была богата масленица, – все исчезло при первом ударе колокола. Наступил Великий пост.

Впрочем, в первый его день на улицах города ещё были видны «явные остатки масляницы». «Не раз придётся вам заметить особенную какую-то неровность в походке пешехода,… – вспоминал современник, – следствие усердных проводов масляницы и искренних взаимных прощений».
Полуоборванные театральные афиши ещё трепались ветром на досках, предназначенных для объявлений, между тем как в череде развлечений наступило «совершеннейшее затишье». Оно, однако же, совсем не означало затишья в общественной и культурной жизни города. Конечно же, в 1860-е строгость предписаний Великого поста соблюдалась тщательнее, чем в последующие годы, но и тогда на протяжении семи великопостных недель светское общество не было лишено возможности посещать городские Собрания и даже театр.

«Семейная беседа» или «семейный вечер»?

Так в начале марта 1867 года в Коммерческом собрании «открылся сезон семейных бесед», по словам корреспондента «Листка объявлений», – «совершенно нового явления в общественной жизни нашего города». В отличие от «семейных вечеров» великопостные «беседы» не предполагали танцевальной программы, дамы одевались на них гораздо скромнее, а некоторые даже брали с собой работу, то есть рукоделье. Чем «развлекались» пришедшие на «семейную беседу»? Конечно же, разговорами о соседях, сослуживцах, магазинах. Читали стихи. Например, Беранже или гражданскую лирику Н. А. Некрасова. Правда, очевидец сетовал, что «слушателям не мешало бы с большим сочувствием относиться к чтению».
К середине 1870-х годов у старшин наших Собраний возникла смелая мысль всё же устраивать семейные вечера и во время поста. С дамами, но, разумеется, без танцев. Что ожидало гостей такого вечера? Приятельская беседа за чайным столом, «чтение в маленьких кружках» или «безобидная партия виста, ералаша, преферанса, пикета,… от которых, – как вспоминал один из присутствовавших на таком вечере, – не прочь и многие из наших дам».

Музыкально-литературные вечера

Ещё одной возможностью поучаствовать в светской жизни города были музыкально-литературные вечера, проходившие весной и осенью по вторникам в зале Морского собрания. В 1860-1870 годы их устраивало кронштадтского отделение Императорского Русского Музыкального общества, которым руководил известный в городе скрипач и композитор, директор Музыкальной школы (иногда её называли классами) С. О. Таборовский. Такие вечера были доступны только членам Морского собрания и их семьям. Впрочем, как кажется, в разные годы это обстоятельство в большой степени зависело от мнения и лояльности старшин Морского собрания.
В конце 1860-х – начале 1870-х годов музыкально-литературные вечера были едва ли не единственным развлечением кронштадтской публики на великопостных неделях. Их программа была весьма разнообразна, хотя устроители вечеров старались не включать в неё лёгкую, весёлую музыку, такую как арии из популярных оперетт или страстные романсы.

«Самое горячее время для публичных лекций»

Вообще же, по словам одного из корреспондентов «Кронштадтского вестника», Великий пост был «самым горячим временем для публичных лекций и бесед». Они читались в зале Морского собрания и, как и литературные вечера, были доступны только его членам.
Иногда подобные лекции превращались в весьма увлекательное и не менее познавательное зрелище. Например, на одной из великопостных недель 1875 года Морское собрание посетил «известный Петербургу профессор Тицнер», познакомивший кронштадтцев со своим «замечательным микроскопом». Он показывал капли воды, уксуса, «пылинки сыра»
и «атмосферную пыль» вместе с «их разнообразным и многочисленным населением». Изображения микроскопических животных проецировались на белый экран величиной примерно в квадратную сажень, и зрители могли «рассмотреть их с такими подробностями, о которых не может быть и речи при обыкновенном даже очень хорошем и дорогом микроскопе». При этом получались «замечательные по своей величине, краскам и отчетливости мельчайших органов» изображения. Особый же интерес вызвали насекомые, «имеющие к человеку близкое отношение». Так профессор продемонстрировал публике челюсти клопа и жало овода, а также «крылья весенних и осенних мух». Очевидец писал, что «этот сеанс никак нельзя назвать лекцией», ибо он доставил «столько удовольствия и пользы собравшейся публике».
На великопостных неделях читались лекции и для нижних чинов: сначала в 6-м служительском флигеле (ныне улица Флотская, дом 2), а затем в Манеже (здание на месте дома 2 по Манежному переулку не сохранилось). Для лекций выбирались преимущественно исторические темы, например, в 1873 году рассказывалось о том «Как царь Пётр I добыл себе море и создал флот».
С учреждением в 1875 году Андреевского приходского попечительства и открытием в 1882 году Дома Трудолюбия, «народные чтения» для всех желающих стали традицией. На великопостных неделях темами для них служили главные Евангельские сюжеты.

Фокусы на сцене Морского собрания

Как ни странно, но нередко именно во время Великого поста в Морском собрании проходили представления фокусников и чревовещателей. Возможно, старшины Собрания по простоте душевной считали, что их искусство ближе к науке, чем к театру. Как бы то ни было, подобные представления всегда вызывали у публики большой интерес.
Так в начале апреля 1872 года Кронштадт посетил фокусник Эпштейн, именовавший себя «доктором». Громадные афиши, заранее расклеенные на углах улиц, возвещали его приезд, обещая горожанам «индейское, египетское и чревовещательное представления». Фокусник приехал, несмотря на распутицу, что требовало от человека, непривычного к особенностям весеннего пути от Ораниенбаума до Кронштадта, определённого мужества. Публики собралось много, и успех был полный. «Деньги, яйца, канарейки, платки с неуловимой для глаза быстротой исчезали из рук ловкого фокусника и снова являлись в его руках», – писал корреспондент «Кронштадтского вестника». «Серебряные рубли и яйца во множестве падали неведомо откуда в его шляпу…». Но «самым необъяснимым и изумительным фокусом» для вполне образованной, но всё же легковерной, публики Морского собрания был фокус с пулей, выпущенной из ружья, конечно же, по самому факиру.
Для этого из зала приглашались двое, и г-н Эпштейн просил их на глазах у всех зарядить «нарочно замеченными пулями» обычные охотничьи ружья. «На расстоянии шести или семи шагов, на котором промах почти невозможен, приглашенные из публики лица навели на г. Эпштейна ружья и по его команде спустили курки…». Последовал выстрел. Один, потому что второе ружьё дало осечку. И «фокусник торжественно сошёл с эстрады, показывая… изумленной публике пулю, несколько закопченную», но, разумеется, с теми же знаками, что были сделаны на ней до выстрела. Репортёр, однако же, писал, что «этот фокус произвёл немного тяжёлое впечатление на дам, которые не могли хладнокровно смотреть на стоящего под выстрелом человека». Между тем, ловкий фокусник заявил, что на следующем представлении все желающие могут стрелять по нему аж из десяти ружей, заряженных дома. Не удивительно, что в зале Морского собрания вновь был аншлаг, а за ненумерованные стулья шла борьба, совершенно неуместная во время поста.

Спектакли под запретом

В 1860-х – 1870-х годах в продолжение всех великопостных недель спектаклей в кронштадтском театре не давали. В это время драматические представления сменялись концертами, программа которых состояла из инструментальной музыки, оперных арий, сцен из народного (иногда еврейского) быта, живых или туманных картин. Однако привыкшая к развлечениям публика всё же сетовала, что «великопостный сезон не может похвастаться обилием концертов, да и те, которые даются, едва ли заслуживают такого названия». В этом смысле Кронштадт сравнивали с Петербургом, и, конечно же, не в его пользу, несмотря на то, что концертные номера часто исполняли артисты, приглашённые из столицы.
Во второй половине 1870-х годов в программах концертов, приходящихся на время Великого поста, стала звучать танцевальная музыка (например, в 1875 году вальс с нескромным названием «L’Extase») и музыка из популярных оперетт.
Артисты кронштадтской труппы представляли на таких концертах сцены из народного быта и живые картины. Последние, несмотря на их кажущуюся статичность, привлекали зрителей не меньше, чем музыка. В одном концерте могло быть показано 5-7 картин. Обычно для них выбирались известные исторические сюжеты или сюжеты, заимствованные из классической литературы. Например, «Фортуна и нищий», «Прощание косаря», «Фауст и Маргарита», «Дуэль после маскарада», «Дочь фараона», «Бунт стрельцов в Троице-Сергиевой лавре» – эти живые картины были представлены в одном из концертов, проходивших в кронштадтском театре всё в том же 1875 году. Картину «Гаданье на венках» по просьбам публики повторяли в нескольких концертах, а «Кающаяся Магдалина» была настолько убедительна, что зал неоднократно вставал.
Что же касается постановки туманных картин, зачастую представлявших собой различные пейзажи, то, по словам репортёра, «опыт таких постановок оказался совершенно неудачным», и вскоре театр от них отказался.

Благотворительные концерты
сводных хоров

Особенного упоминания заслуживают два грандиозных благотворительных концерта сводных морских хоров под управлением профессора консерватории Н. А. Римского-Корсакова, которые были даны в кронштадтском театре в Великий пост 1879 года. Тогда на его сцену вышли 225 музыкантов и около 80-ти певчих. Роскошный зал ещё совсем нового театра (открытого менее пяти лет назад) был ярко освещён газом и шестью электрическими фонарями Яблочкова, ещё только входившими в употребление, а потому вызывавшими особый интерес и восхищение.
Звучала музыка Вебера, Мейербера, Вагнера, Беллини, Глинки, Россини. Оба концерта прошли блистательно. Как писала газета, в музыкальном отношении они были безукоризненны. Более того, их благотворительная цель вполне соответствовала времени, выбранному для концертов. Остаётся только добавить, что средства от первого пошли в пользу общества спасения на водах, от второго – в пользу кронштадтского отделения общества Красного креста.
К сожалению, традиция таких концертов в кронштадтском театре не сложилась. Менее чем через два года театр сгорел, а повторить подобный успех на сцене Морского или Коммерческого собраний было невозможно.