Отец Егор Петрович Морозов (слева)

Я, Солнцева Раиса Егоровна, пенсионерка, ветеран труда, член Общества детей войны пишу о жизни моих родственников в годы Великой Отечественной войны и послевоенные годы. Пишу по воспоминаниям старшего поколения моей семьи – матери Надежды Сергеевны Морозовой, трёх сестёр и брата, а также по воспоминаниям семьи моего мужа Геннадия Петровича Солнцева – его матери, двух братьев и двух сестёр.

И мы остались сиротами

Я родилась и выросла в деревне Ермолинка Тумановского района Смоленской области. К началу Великой Отечественной войны мне было полтора года, моим сёстрам – 14 и 5 лет, брату 10 лет.
В 1939 году по всеобщей мобилизации наш отец Егор Петрович Морозов был призван в ряды Советской Армии и направлен на курсы младших лейтенантов. С тех пор отца мы больше не видели. Командир 112 мотострелкового полка 416 дивизии, он пропал без вести осенью
1941-го. Позднее, уже после войны, чудом выживший в тех боях сослуживец отца нашёл нас и рассказал о том, как отец геройски погиб, поднимая в атаку своих бойцов. В той мясорубке в живых остались единицы. Это был настоящий ад.
Мы, четверо детей, остались сиротами, а наша мама – вдовой. Остались сиротами и дети семьи Солнцевых (три брата и две сестры). Их отец – Пётр Михайлович Солнцев – умер от ран в 1944 году в госпитале № 2051 литовского города Кальвария. Там и похоронен в братской могиле на госпитальном кладбище.
Война, которая казалась всем чем-то далёким, происходящим с кем-то в чужих краях, набирала обороты и неумолимо приближалась к родному дому. На Смоленщину война докатилась к осени 1941 года. Время сбора урожая совпало с тяжелейшими боями и массовым отступлением советских войск. Вокруг всё горело, со всех сторон доносились отзвуки орудийных выстрелов, взрывов, стрельбы и какой-то неведомой нам техники, а через деревню непрерывно тянулись обозы с ранеными, с трудом шли наши усталые бойцы. Что могли собрать сельчане на перепаханной от взрывов земле? Урожай погибал на глазах.

Страх и голод всегда были
с нами

Мама боялась за детей. Особенно за малышей: дети есть дети, и плачут, и капризничают, и могут попасть под ненавистную руку немцев. Боялась и за старших, потому что могут изнасиловать, могут отправить в Германию. Да мало ли, что могло случиться, когда всегда рядом ненасытные, обозлённые, желающие скрасить свой солдатский быт немцы. И страх этот был не напрасным.
Беда случилась и со мной. Я была двухлетним ребёнком, от голода и холода капризничала, часто плакала и просила есть. В тот день в нашем доме были немцы – пять человек. Один из них схватил полотняную подушку, набитую соломой, бросил её между дощатыми половицами, схватил меня и бросил на подушку. Я плакала, и мама моя рыдала. Немец схватил от винтовки штык и хотел меня зарезать, но мама выхватила у немца нож и бросила его под печку. Немец избил мою маму и заставил вернуть ему штык, а затем ударил маму штыком в лопатку. Мама была вся в крови, Поднявшись на ноги, она схватила меня, но озверевший немец выхватил меня из рук матери и бросил на раскалённую печь. Мама бросилась на немца, потом схватила меня и выбежала во двор. Немец вслед выстрелил и попал маме в плечо левой руки. Шрамы от немецких издевательств сохранились у неё до конца жизни, а у меня – ожог на груди.
Помощь нам оказал второй немец, который наблюдал за жестокой расправой. Изверга того он напоил спиртом. А сам помог мне и маме: обработал раны спиртом и вытащил пулю, барсучьим жиром смазал место ожога. Нас спасло то, что в это время через нашу деревню пробивался из окружения отряд наших солдат. Услышав плач ребёнка и матери, один красноармеец вошёл в дом, поднял разбушевавшегося немца и того – другого, оказавшего нам помощь, вывел их во двор и растрелял. На календаре был 1941 год.

Дедушку сожгли, а бабушка ушла
к партизанам

Голод, нищета, разруха постигли всех – взрослых и детей. Выживали как могли. Вопреки всему, люди продолжали жить и бороться за освобождение своей земли. Уходили в лес, к партизанам. Не осталась в стороне и наша семья.
Мама рассказывала, как она с сёстрами помогала партизанами. Их отец, мой дедушка, С. И. Травин заведовал зерновым складом, в котором хранили рожь, овёс. А бабушка Е. И. Травина и три её дочери пекли хлеб из ржаной муки с добавлением хмеля и крапивы, варили овсяную кашу (зёрна предварительно мололи на ручной домашней мельнице), и три раза в неделю дедушка отвозил всё это к партизанам. Однажды местный полицай Н. С. Сысоев выследил дедушку и донёс на него немецкому командиру. Во время следующей поездки в лес дедушку схватили, избили до потери сознания, допрашивали, а затем, не добившись предательства, сожгли на глазах у жены и дочерей. К месту казни прибежала двоюродная сестра бабушки, рыдая и плача, кинулась она в драку с двумя немцами. Её застрелили и бросили у места казни дедушки. После этого бабушка с детьми ушла в лес к партизанам. Только в 1943 году они вернулись в деревню Пушкино.

Бабушка Арина

Бабушка Арина (Ирина Михайловна Морозова), мать моего отца, до конца 1943 года также была связана с партизанами. Она собирала мороженую картошку, пекла лепёшки с крапивой, шила клеёнчатые чулки с подстельками из старых сапог и рукавицы из старой одежды. В летнее время варила партизанам щи из щавеля и крапивы. Однажды, в 1942 году, бабушка Арина обнаружила трёх немцев, которые о чём-то шептались, а затем пошли в сторону леса в районе деревни Рябцево Смоленской области. Бабушка побежала в лес к партизанам и предупредила их. Партизаны успели подготовить операцию по уничтожению эшелона из 10 немецких машин. Машины были нагружены боеприпасами, предназначенными для укрепления немецких частей, в задачу которых входило сравнять с землёй деревню Рябцево. Партизаны затянули немцев в лес, завязался жестокий бой. Погибло много наших солдат. В лес, в котором был бой, боялись заходить многие годы после войны.
В 1944 году бабушка Арина погибла от случайно разорвавшегося снаряда. Деревню так и назвали Аринино… За связь с партизанами был убит немцами и брат моей бабушки Н. М. Морозов.

Стон и плач стояли над Смоленщиной

В конце 1942 – в начале 1943 годов немцы, предчувствуя своё отступление, лютовали. Мой муж, Геннадий Петрович Солнцев, шести лет от роду был свидетелем того, как немцы в ходе карательной операции сгоняли всех жителей его деревни к колодцу, выхватывали у матерей грудных детей и бросали их в колодец, а некоторых детишек ради забавы подбрасывали вверх и подставляли штык от оружия. Стон и плач стояли над деревней.
Смоленщина полыхала. Немцы сжигали целые деревни. В деревне Рябцево были сожжены все шесть домов. Женщин и детей загнали в баню и сожгли. Сожгли также и шесть лошадей, загнав их в яму (яму выкопали четыре их прихлебателя, которых там же, вместе с лошадьми, и сожгли). Также были разрушены деревни Менка (пять домов), Дёмичево (пять домов).
После освобождения многострадальной Смоленской земли надо было восстанавливать дома, поднимать сельское хозяйство, очищать землю от последствий военных действий и долгих лет оккупации. Вся тяжесть этих работ легла на плечи женщин и детей, мужчин в деревнях практически не осталось. Деревню Ермолинка Смоленской области Тумановского района в послевоенные годы так и звали «Деревней вдов»: в 13 домах – 13 вдов. В деревне Пушкино 9 домов – 9 вдов. В деревне Кулигино 7 домов – 6 вдов. В деревне Куприяново 8 домов – 5 вдов. В деревне Зубцово 4 дома – З вдовы. В деревне Перчиха 10 домов – 8 вдов. В деревне Селище 5 домов – З вдовы. В деревне Менка 5 домов – 4 вдовы. В деревне Дурево 7 домов – З вдовы. В деревне Шарапово 4 дома – 2 вдовы… И в каждом доме дети, оставшиеся сиротами.

Мама успевала быть первой
во всём

Наш дом после оккупации и войны держался на моей маме Надежде Сергеевне Морозовой. Все эти тяжёлые годы после ухода отца в Красную армию и до конца своих дней мама сохраняла верность отцу. Она была человеком жизнестойким, патриотичным. Активистка колхозного движения, она многие годы возглавляла Сельсовет в деревне Ермолинка, была бригадиром колхоза «Победа», руководила первой льноводческой бригадой, приложила немало сил по формированию колхозного стада крупного рогатого скота. При её участии строился в деревне примитивный молокозавод. Имея 7 классов образования, мама была наставником у агрономов колхоза. Она любила землю. Работа в её руках буквально кипела. Мама успевала быть первой в работе колхоза и с хозяйством дома управлялась. Конечно же, мы, её дети, были всегда рядом и трудились на равных со взрослыми. Работы хватало и малым, и старым.

Дети работали
за еду

Мой муж Геннадий Петрович рассказывал, как в возрасте 7 лет он разбирал завалы разрушенных домов, работал и в поле, и пастухом. В их деревне была только одна чудом уцелевшая лошадь Царица, поэтому пахали и копали землю вручную. А ещё мальчишек посылали на очистку реки и прудов от останков человеческих тел. Сельчане соорудили плоты, вооружили мальчишек баграми, которые были больше самих пацанов, и они вытаскивали сначала на плот, потом на берег руки, ноги, другие части погибших солдат. А затем копали ямы для их захоронения. Для Геннадия Петровича это были очень тяжёлые воспоминания…
Мой муж был старшим среди пятерых детей и в 7 лет стал главной опорой и кормильцем в своей семье. Ему приходилось вручную молотить лён, крутить сеялку по 5-6 часов в день, косить траву, кормить скот – совсем мальчишкой он выполнял практически все виды сельских сезонных работ. А по-другому было нельзя. Мы, дети, работали безотказно, и, конечно же, нам не платили денег. Платой за работу была еда.
Когда я подросла, тоже стала выполнять посильную работу. На колхозном молокозаводе мыла фляги из-под молока, огромные бочки, в которых взбивали сливочное масло. За это выдавалось 0,5 л пахты. А если ты крутил бочку с маслом 8-10 часов, то получал по одному литру пахты и по два литра сыворотки из-под творожной массы. Зимой кололи лёд в пруду, чтобы сохранить холод для масла и сыра. И, конечно же, в зависимости от сезона приходилось работать и в поле, и за скотом убирать. Так мы помогали колхозу, а колхоз нам.
Всю свою жизнь я и мой муж трудились. Прожили долгую жизнь. У нас было много общего в нашем военном детстве: многострадальная жизнь многодетных семьёй в оккупации на Смоленщине, восстановление хозяйства, сиротское детство. Наши отцы не вернулись с Великой Отечественной войны, наши матери остались вдовами до конца своих дней.
Геннадий Петрович 40 лет проработал на Морском заводе. Он умер в октябре 2011 года. В день своей смерти он последний раз принял участие в городском субботнике со своими сверстниками из Общества детей войны.
Так мы всю жизнь и трудились. Трудились, чтобы выжить. Трудились, чтобы жить. Трудились, чтобы было на что достойно нас похоронить.

Раиса Егоровна Солнцева