Капитан
2 ранга Пётр Анатольевич Кузнецов у родной подлодки
во время съёмок фильма
«О возвращении забыть»

25 ноября — день памяти автора «Атаки века» командира подводной лодки «С-13» капитана 3 ранга Александра Ивановича Маринеско. По установившейся традиции этот день теперь отмечается как День командира-подводника. В своих заметках я хочу рассказать о судьбе подводной лодки 613-го проекта и её командирах, тех, кто осваивал глубины в начале 50-х и в 70-80-х годах.

Контр-адмирал Валентин Степанович Козлов

«Средиземноморский экстрим»

Мне повезло! В 2009 году, сразу после праздника — Дня защитника Отечества — я был приглашён к заслуженному ветерану –подводнику контр-адмиралу Валентину Степановичу Козлову, где в рабочем кабинете у себя дома он и вручил мне в подарок свою последнюю книгу «Средиземноморский экстрим». Придя домой, я так увлёкся чтением, что за сутки буквально «проглотил» её. С волнением вчитываясь во все перипетии первопроходцев Средиземноморья, я, заново переживая, вспоминал и свою службу: проект-то один – 613-й.
В числе прочих подводных лодок я с радостью увидел и свою родную ПЛ с тактическим номером «С-187». Уже много сказано о том, что у кораблей, как и у людей, есть свои судьбы. Но какая же необычная судьба выпала на долю именно этой ПЛ. Описываемые Валентином Степановичем события относятся к концу 50-х годов, я же прослужил на ней 12 лет, с промежутками на учёбу и ремонт в порту Либава с 1974-го по 1986 год. Он застал её молодость, а мне довелось увидеть старость и проводить её в последний путь — в переплавку. А между нашими служебными периодами — пропасть длиной в 20 лет. И я подумал, сколько же интересных людей славно послужили Родине на этой подлодке, отдали ей лучшие свои молодые годы, навсегда унося в сердце светлые воспоминания. Одним из тех, кто начинал службу на этой ПЛ был и мой будущий командир бригады, замечательный моряк и человек, капитан 1 ранга Валерий Фёдорович Романовский, к сожалению, недавно преждевременно ушедший из жизни.
Но я хочу рассказать о другом. Так уж случилось, но этому кораблю после своей «физической смерти» довелось получить другую жизнь – экранную, вот об этом-то речь и пойдет ниже.

Будем сниматься в кино

Имя легендарного подводника номер один всех времён и народов, командира ПЛ С-13 А. И. Маринеско в те времена не сходило с уст моряков. То, что сделал он для своего Отечества, не могло сравниться ни с чем. Особую атмосферу вокруг его имени вызывал тот факт, что подвиг «С-13» очень долго не был по достоинству оценен, командиру не было присуждено звание Героя Советского Союза. Слава Богу, справедливость в конце концов восторжествовала. Но тогда этого ещё не случилось.
В 1984 году на киностудии «Молдова-фильм» задумали снять фильм о героическом эпизоде потопления фашистского лайнера «Вильгельм Густлов» советской ПЛ «С-13» под командованием А. И. Маринеско. ПЛ, на которой я проходил службу, уже тридцать лет была в боевом строю и полностью выслужила свой срок. Молдаване обратились к тогдашнему главнокомандующему ВМФ С. Г. Горшкову, и он утвердил для съёмок нашу ПЛ. Её предстояло переделать в заводских условиях в лодку времён Великой Отечественной войны. Правда, был запрет на имя Маринеско, но и создатели картины, и будущие зрители прекрасно знали, о ком идёт речь. Два месяца мы стояли у стенки завода «Тосмаре» в Либаве, много времени и средств было затрачено, чтобы изготовить настоящий «Сталинец» стального цвета с действующими пушками. Внутри всё дерево было сломано и убрано, никаких кают, кроме командирской, во время войны не было. Всё внутри было перекрашено в шаровый цвет, как во время войны. С непривычки было весьма мрачно. Ограждение боевой рубки тоже было переделано под «С-13». Самым сложным оказалось найти пушки. Нашли их в городе Неман на заброшенном артиллерийском складе, привели в боевое состояние — всё должно было выглядеть натуральным. Правда, калибр несколько не соответствовал тем ПЛ, но зато они стреляли, как положено. Вот такая необычная судьба выпала на долю моего подводного корабля в последние месяцы его боевой жизни. Прежде чем пойти на переплавку (на иголки), он заслужил быть увековеченным на экране кино. Задача у съёмочной группы была одна, а у экипажа — другая. Нам предстояло обеспечить безопасность людей, далёких от морской практики, не имеющих и малейшего представления о тех опасностях, которые таит в себе подводная лодка, да и вообще морская стихия.

«Цыганский табор»

В начале октября пришли в порт Балтийск, там нас уже ждала съёмочная группа. Ошвартовались у старой немецкой плавбазы «Кушка», где вместе с крысами и поселился экипаж. Режиссёр, автор сценария, многочисленная братия технических работников, гримёры, осветители — все были молдаване. С Ленфильма приехал художник Иванов, маленький с бородкой, похожий на Ленина, группа каскадеров во главе с Михаилом Михайловичем Бобровым, в настоящее время — Почётным гражданином Санкт-Петербурга, и оператором подводных съёмок со специальной дорогостоящей кинокамерой. От Мосфильма участвовал в съёмках А. Филиппенко, который готовился сыграть главную роль — командира, а также Пашутин, Чернов и другие. В числе прочих снимались актёры с Рижской и Литовской киностудий, они традиционно играли немцев. В съёмках была задействована дивизия десантных кораблей, бригада кораблей ОВРА (охраны водного района), подразделение подводных боевых пловцов (мало кто знает, что такие есть на флоте). Консультировал фильм капитан 1 ранга Чарухин из штаба Балтийского флота, а главным консультантом был командующий флотом адмирал К. В. Макаров. Было большое количество женщин, которым также предстояло во время съёмок находиться в море. Подобное затевалось впервые в мировой практике — было от чего озаботиться. Мне на усиление дали самого опытного в бригаде командира, капитана 2 ранга Евгения Лысова, на нём-то и лежала главная ответственность за навигационную безопасность и за жизнь людей, хотя лодка была моя. Когда первый раз вышли в море с этим «цыганским табором», то мне приходилось носиться и предупреждать артистов, что на комингс вставать нельзя, пальцы класть тоже нельзя, переборочные двери и люки открытыми держать нельзя, курить в лодке категорически нельзя (!!!) — за это сразу «расстрел», а также — крутить клапаны, прикасаться к чему бы то ни было — категорически нельзя! В общем, задачей экипажа на первых порах было — запугать по максимуму киношников и следить, следить, следить. К счастью, безопасности плавания (как это ни странно) помогла сама стихия. Осенью Балтика штормит, и многие, особенно женщины, оказались подвержены морской болезни. Пустых коек не осталось, это облегчало мне задачу, но усложняло процесс съёмок.
В дальнейшем между отсеками и через верхний рубочный люк на мостик были протянуты толстые кабели (а иначе было нельзя), это являлось грубейшим нарушением руководства по борьбе за живучесть. Мы с Лысовым вынуждены были смириться и уповать только на Господа Бога. Евгений Евгеньевич, грустно глядя на этих шевелящихся в пёстрой одежде киношников, на всюду «понатыканные» осветительные лампы большой мощности, на отдраенные по всей лодке переборки обречённо говорил: «Посадят нас с тобой, Петр Антонович (правильно Анатольевич, он всё не мог запомнить моё отчество — авт.), и никто ведь спасибо не скажет». Но несмотря ни на что, съёмки начались. Подлодка находилась в море, и весь день шла репетиция, а на закате солнца за десять минут снимали материал, — результат работы целого дня. Помимо нас, в съёмках принимали участие и надводные корабли, художник постарался, нарисовав на бортах фашистскую свастику, а в носу прикрепил огромных чёрных орлов. Немецкий корабль-разведчик, постоянно дежуривший у наших территориальных вод, был немало удивлён, когда увидел корабли с фашистской символикой. Вся немецкая команда высыпала на палубу с мощной оптикой, и все таращили глаза на диковинное для них зрелище, при этом так маневрируя, что приходилось даже менять район. Но съёмка шла, то и дело звучал голос режиссёра-постановщика, Василия Брескану: «Приготовились, мотор, камера, — начали». После хлопушки ученик знаменитого Михаила Ромма вдохновенно стоял на мостике с развевающимися волосами на фоне заката и ужасно переживал, если что-нибудь было не так. С моря приходили усталые, голодные. Поначалу я волновался, как воспримут наши флотские харчи киношники, ведь не просто накормить помимо экипажа этакую «ораву», да еще творческую, но эти люди оказались на удивление неприхотливы, они ели с аппетитом наши флотские харчи и просили добавку. Корабельный кок мичман Пронин (по прозвищу Прошка) в этих условиях оказывался на высоте, его статус значительно повышался, он даже внешне стал за собой следить, ходил в чистой одежде. Может быть, на него положительно влияло присутствие особ женского пола.
Вообще говоря, съёмки кино, как оказалось, это нудная, долгая и рутинная работа.

И артисты, и сценаристы

Некоторых подводников, офицеров и матросов, режиссёр по каким-то своим соображениям отобрал на съёмки, и они стали на время артистами. Так корабельный врач капитан медицинской службы Александр Тонкошкур снимался в роли механика ПЛ. Капитан 2 ранга Евгений Лысов снимался в эпизоде (в форме старшего лейтенанта), когда в 7-м отсеке, по пояс в ледяной воде, моряки боролись за живучесть, заделывая пробоину. Артистам, чтобы не заболеть, по смете был предусмотрен спирт для внутреннего пользования. Нашим морякам это было не положено. Но случился курьёз с одним из артистов: в Балтийске между съёмками он где-то «подцепил» нехорошую болезнь и алкоголь стал ему категорически противопоказан. Тогда он отказался сниматься в ледяной воде (к моему удивлению, по киношным правилам, если съёмка проходит в экстремальных условиях, в том числе в ледяной воде, то полагается такому «герою» некоторое количество спирта вовнутрь). Пришлось нашего моряка гримировать под этого незадачливого любителя быстрой любви, клеить ему бороду. К счастью, в кадре подмена прошла незаметно.
Приходилось мне с командиром БЧ-5 капитан-лейтенантом Александром Петровым переделывать сценарий. Главным образом это касалось командных слов, чтобы всё соответствовало нашим флотским документам. Матросы подлодки участвовали в съёмках вперемешку с артистами. Есть несколько эпизодов в первом отсеке, а также в шестом (электромоторном), когда командир (Маринеско), поддерживая моральный дух матросов и старшин, спел им украинскую песню и оттуда по тревоге устремился в центральный пост, где разворачивались кульминационные моменты картины.

Посадка на «Густлов»

А до этого в военно-морской базе города Балтийска холодной ноябрьской ночью снимался эпизод погрузки германского генералитета и девяноста экипажей немецких подводников на гигантский лайнер, роль которого выполняла наша плавбаза «Кушка», где жил экипаж. Более тысячи офицеров и матросов-десантников, переодетых в немецкую форму, курили, топтались на месте и ждали своего часа. Проводники служебных овчарок из угрозыска в чёрных плащах со свастикой на рукавах едва сдерживали на поводках своих огромных псов. Девушки с Литовской киностудии в немецкой форме стояли у трапа, готовились проверять у входящих документы. Около пятидесяти легковых машин времён войны были арендованы у литовских коллекционеров, за рулем которых важно сидели старики-литовцы в немецкой форме. Всего более тысячи человек той холодной тёмной ночью замерзали, ожидая команду режиссера-постановщика.

Наконец включались мощные прожектора, всё приходило в движение. Лаяли собаки, «чавкали» доисторические автомобили, «генералы» и «партайгеноссе» медленно и чинно поднимались по трапу на высочайший борт плавбазы. Камера работала, всё новые и новые лица поднимались на борт. И вдруг режиссёр замечал курящего в кадре «генерала», уже поднявшегося наверх и решившего немного расслабиться. Он кричал: «Стоп», что-то орал и вопил в ночной тишине. Съёмка останавливалась, всё возвращалось в исходное положение и начиналось снова и снова. Кто думает, что снимать кино — это простое и лёгкое дело, не требующее жертв, особенно когда это происходит не в тёплом помещении съёмочного павильона, тот глубоко ошибается. Кто-то пустил слух, что у меня в каюте стоит канистра со спиртом, начались периодические стуки в дверь, робкий «немецкий генерал» или «маршал» просил «сто грамм для сугреву». Мне было откровенно жаль наших военнослужащих в немецкой форме, некоторых, грешен, —- согревал. Со стороны это любопытно было видеть!
Нашу плавбазу преобразили для съёмок, — кают-компания, перила на трапах и другие предметы сохранились со времён войны: красное дерево, зеркала, мебель, всё нужно было только обновить. С внешней стороны художник нарисовал на бортах свастику, в носовой части закрепил громадного орла, изготовил два огромных якоря и завёл их в клюзы, как положено. Орёл и якоря были сделаны из дерева и покрашены чёрной краской, чтобы они не отличались по виду от настоящих. Выяснилось, что эта огромная плавбаза, стоящая на вечном приколе (как шутили, на бутылках), может еще перемещаться под буксирами в пределах гавани. В интересах съёмки её переставили к другому причалу, а к плавбазе ошвартовался вторым корпусом на время большой противолодочный корабль (БПК). В тот день, когда отменили съёмки по погоде, этому БПК вздумалось сняться со швартовов и идти в другое место. Вахтенный матрос отдал все швартовые концы, заодно и нашего «лайнера», а завести их обратно на кнехты, видно, позабыл (думая, вероятно, о «ней»). Ветер был отжимной, парусность у корабля большая, и плавбазу начало отжимать от пирса на середину гавани. Это было ЧП. На пирсе началась паника. Оперативно известили и привезли на чёрной «Волге» командира дивизии, благо его штаб находился рядом. Контр-адмирал выскочил из машины и, перекрывая голосом ветер, отдал приказ на плавбазу немедленно отдать якоря, а стоящим рядом с ним офицерам заметил:
— Моряки называется: сапоги, а не моряки. Это же первое дело — отдать якоря и зацепиться ими за грунт, чтобы остановить движение неуправляемого судна.
Но адмирал не сообразил, что якоря-то из дерева. На «Кушке» услышали команду грозного адмирала и выполнили приказ буквально. Когда огромные чёрные якоря достигли воды, они вдруг плавно легли на неё и поплыли в разные стороны от злосчастной плавбазы. Это происходило на глазах командира дивизии, он стоял, широко расставив ноги, выпучив глаза, и было неясно, разгадал он фокус или нет. Но на всех парах уже неслись поднятые по тревоге дежурные буксиры, они стали прижимать плавбазу обратно на её место. В этот момент адмирал сдёрнул с головы фуражку и стал топтать её ногами, при этом до стоящих на палубе «Кушки» долетали нелитературные слова. Комдив сел в машину и уехал, а кто-то из его свиты поднял фуражку и стал её распрямлять и гладить. После водворения «Вильгельма Густлова» на прежнее место в его кают-компании (по замыслу сценариста) началась подготовка к празднованию дня рождения сына командира немецкого конвоя. Красное дерево отливало матовым цветом, зеркала блестели, стол ломился от яств. Директор фильма жаловалась: «Сколько шампанского уже выпили, а ведь ещё съёмки не начались. Когда водку пьют или коньяк, можно использовать воду или чай, а шампанское должно быть натуральным». Съёмки шли до самого вечера, играл аккордеон, пели песни на немецком языке, помощник режиссёра периодически бегал за шампанским. «Они меня разорят», — возмущалась Виктория, директор фильма. После съёмок артистов повезли в гостиницу, но по дороге они выразили желание заехать в ресторан «Золотой якорь», что у Балтийского маяка, поскольку рабочий день был долгим, и все проголодались. После большого количества шампанского совсем позабыли, что на них надето. Можно себе представить картину, как в знаменитый на весь Балтийский флот ресторан «Золотой якорь» перед закрытием, когда из трезвых там один старичок-гардеробщик, вдруг шумно заходят пять молоденьких красоток в черной эсэсовской форме с фашистской свастикой на рукавах. Это вызвало фурор, они были нарасхват, даже про ужин позабыли. Позднее из-за этих литовских девушек в ресторане началась драка. На беду в том кабаке, как водится, оказался флотский особист. Он быстренько настучал в свой особый отдел, а они — в Москву. Неприятности у Виктории Бурлаку были большие, о чём она нам рассказала подробно на следующий день за завтраком.

В море

В конце ноября, когда работа подходила к концу, директор картины выразила желание пойти со всеми в море. Боялась, что съёмки кончатся, а она так и не побывает в море, когда еще такая возможность потом представится. Я предупредил её, что море неспокойное, а подводная лодка — не яхта для прогулок, и вместо удовольствия может получиться обратный эффект. Но Виктория ответила, что киношники — люди бывалые, ещё и не такое видали. Как только вышли в море, и начало качать, все женщины сразу «укачались» и разлеглись по койкам, кто где, и кто в чём. Бедные матросы сидели возле своих коек и с волнением неотрывно глядели на женские прелести, которые показывались иногда во всей красе из-за полной невменяемости представительниц слабого пола. Директора фильма положили в единственную каюту — командира. Несколько раз проходя мимо этого места я обратил внимание на ритмические тупые удары, которые раздавались синхронно с наклоном ПЛ с борта на борт. После каждого удара сразу был слышен короткий тяжкий стон. Мне стало интересно, открыв дверь каюты командира, я заглянул внутрь. То, что я увидел, меня потрясло. На койке лежит Виктория Кирилловна с закрытыми глазами, на столе стоит большая тяжелая пишущая машинка «Ятрань», её каретка расположена как раз напротив лба женщины. При крене на левый борт тяжёлая каретка стремительно перемещается и ударяет её прямо в лоб. Я освободил бедную женщину от этой пытки, которую она придумала сама себе. Позже, когда мы сидели в ресторане по поводу окончания съёмок фильма, она сказала мне: «Я думала, что нахожусь в аду». Ну что ж, зато, как в таких случаях говорят, будет, что вспомнить.

«Без командира в море
не пойдём!»

Вообще эти сложные — и в бытовом, и в погодном отношении — съёмки шли под осмысление личности Александра Ивановича Маринеско и подвига, который совершила подводная лодка «С-13» — всё новые и новые сведения мы получали об этом человеке, и под это корректировался сценарий. Приходили на ПЛ оставшиеся в живых члены экипажа «С-13», рассказывали о своём командире, делились воспоминаниями о знаменитом походе. Однажды со своей старушкой-женой пришел на ПЛ и обедал с нами адмирал в отставке Виктор Евстафьевич Орёл, бывший командующий Балтийским флотом, а во время войны — командир дивизиона подводных лодок. Он провожал капитана 3 ранга Маринеско в боевой поход и встречал его с победой. Когда сели в кают-компании, этот человек, живая легенда, вдруг достал из кармана плоскую фляжку и сказал:
— Вы уж извините, вам нельзя, вы на службе, а я свои адмиральские «сто грамм» коньяка должен перед обедом выпить, положено по норме.
Потом рассказал, как, находясь в Финляндии, под Новый год Маринеско вдруг исчез. Время было военное, самовольная отлучка из части каралась расстрелом.
— Александр был неравнодушен к женскому полу, в тот раз он сошёлся с финкой, хозяйкой небольшого ресторанчика, и всё время, пока его искали, был у неё. Когда, вычислив его, за ним пришёл врач, то командир сказал:
— Ты меня не видел.
— Но, товарищ командир, вас везде ищут, пахнет трибуналом.
Маринеско прогнал его. Когда должен был приехать к этой женщине муж, она взмолилась: «Саша, уходи, у меня будут неприятности». Маринеско сказал: «Я рискую из-за тебя головой, ты же каким-то рестораном не можешь рискнуть». Тогда она сказала: «Оставайся». Когда командира арестовали и хотели судить, весь экипаж, как один, встал на защиту своего командира:
— Без командира в море не пойдём, судите всех.
Старый адмирал отхлебнул своего коньяка и продолжал:
— Тогда я тоже рисковал, освободив его от трибунала. Я сказал: «Ладно, Саша, иди, в море искупишь свою вину». И он искупил, за один поход утопив вражеского тоннажа, равного одной шестой всего потопленного на Балтике за годы войны. Более девяти тысяч отборных офицеров и генералов вермахта, а также девяносто подготовленных экипажей подводных лодок, предназначенных для военной блокады Англии. Так что в этой стране еще непременно предстоит поставить ему памятник.
Адмирал Орёл, сидя с нами в тесной кают-компании, говорил, что несколько раз посылал доументы А. И. Маринеско на Звезду Героя, но наверху посчитали, что достаточно Ордена Красного знамени. Он как будто оправдывался перед нами. Все эти факты о герое-подводнике хотелось воплотить во время съёмок, как можно более полно отразить его характер и величие его подвига.
Был и визит командующего флотом адмирала К. В. Макарова. Как-то после обеда экипаж по традиции улёгся на «адмиральский час», это свято, когда на полтора часа всё живое на флоте замирает, и будить никого не положено. Только я заснул в каюте, как вахтенный центрального поста разбудил меня, сказав, что кто-то приехал на чёрной «Волге» и вызывает старшего. Я неохотно полез на мостик, думая про себя, кого ещё принесло в такое время. Увидел — и волосы у меня встали дыбом, это был сам командующий флотом. Я отрапортовал, как положено, но комфлота мне сказал, что он всё-таки главный консультант и хочет пройти на лодку. Я понимал, что этого допустить было никак нельзя, потому что, если он увидит такой послеобеденный отдых, мне останется, как говаривали старшие товарищи, «по местам стоять, с должности сниматься». Я пошел на отчаянный шаг и обманул самого командующего, сказав, что боевая рубка покрашена, и что он может испачкаться в краске. Макаров неожиданно легко с этим согласился и на лодку не пошёл, приказав записать его в вахтенный журнал. Может, спасло ещё и то, что сама атмосфера, в связи со съёмками, создавала какую-то небоевую обстановку, и все начальники относились к нам как-то лояльнее.

«О возвращении забыть»

Когда фильм пошёл в прокат с названием «О возвращении забыть», он имел определенный успех, один раз его даже показали на день ВМФ по центральному телевидению, но последние десять лет о нём словно забыли. После окончания съёмок лодка вернулась в Лиепаю, но она уже была никому не нужна. Я к тому времени был списан по здоровью с плавсостава и хотел перевестись для дальнейшего прохождения службы на родину, в город на Неве. Передо мной поставили задачу:
— Рассчитаешься за весь корабль, сможешь погасить все недостачи, всё то, что разворовали и потеряли за тридцать лет, принесешь чистый аттестат и иди на все четыре стороны, найдёшь себе место в Питере, мы тебя отпустим.
Каждый офицер за свою боевую часть должен был рассчитываться сам, но если его назначали на другую ПЛ (уже тогда не хватало офицеров), он уходил в море и «с концами». Так вся ПЛ повисла на моих плечах. Прошло несколько месяцев, экипаж был давно расформирован, я был выведен за штат и занимался списанием лодки. Наш корабль, как забытый детьми престарелый родитель, теперь стоял, слегка накренившись, у самого дальнего причала. Боцман оформлялся на пенсию, ходил довольный, — он один, кто рассчитался с кораблём по своей боцманской части, за остальных приходилось отдуваться мне. Степаныч кивал в сторону нашей ПЛ:
— Слышите, товарищ командир, надо бы кингстоны заварить, видите крен какой, её разбирают на части, может утонуть.
Даже теперь, когда за непотопляемость корабля отвечал флагманский механик, у боцмана болела душа, я это чувствовал. Самое сложное было рассчитаться с нехваткой шерстяного водолазного белья, химических комплектов, биноклей, овчинных полушубков и кожано-меховых изделий. Часть имущества пропала во время съёмок фильма. Способ списания на флоте один — единая конвертируемая валюта, спирт, который мне уже на складе не отпускали. Выручали командиры лодок, с которых я собирал ежемесячную «дань»: по одному литру. Я 12 лет прослужил в бригаде, был ветераном, поэтому со мной считались. Через восемь месяцев подводная лодка была сдана в переплавку, то есть жизнь флотская для неё закончилась. Но когда под настроение, я вновь и вновь ставлю кассету с этим фильмом, то снова вижу свою лодку живой.
Теперь благодаря книге В. С. Козлова я узнал, что моя ПЛ «С-187» проекта 613 не только покоряла холодные воды Атлантики, Северного и Балтийского морей, но что она на заре своей боевой деятельности была в числе первопроходцев-первооткрывателей жарких вод Средиземноморья. Я восхищаюсь подводниками конца 50-х, осваивавших эти подводные лодки. Такими, как Валентин Степанович Козлов. Героями подводных глубин времен холодной войны. Несмотря на груз прожитых славных лет, их спины по-прежнему прямые, а глаза — молодые.

Подводникам — ветеранам холодной войны

Привет Вам, «подводное племя»-
Герои холодной войны.
Вам выпало тяжкое бремя
Для славы великой страны.
Деньгой не измеришь служенье,
За деньги «не пашут горбом»,
Вы вынесли сверх напряженье
В той «мирной» войне «за бугром».
Вы всё испытали на свете,
И славные дни, и позор,
Но не было войн на планете,
Россия не знала террор.
Была вашей «крышей» Отчизна,
Хоть служба была не легка,
Но много трудней
верный пеленг взять в жизни,
Когда уже нет над тобой «козырька».

Пётр КУЗНЕЦОВ,
капитан 2 ранга, подводник