Александр Васильевич Котляров ведёт свой род из российских казаков, что обосновались некогда в Таврии с незапамятных времён. В станице Крымской (ныне город Крымск) родились его дед, отец, мать. Здесь их и застигла война. Когда после продолжительных воздушных боев сюда пришли фашистские подразделения, пополненные румынами, мадьярами, Александру Васильевичу Котлярову было всего 2 года 7 месяцев. Что в таком «розовом» возрасте могло отложиться в памяти? При условии, если это начало жизни было бы действительно безмятежным, разумеется, ничего. Но тогда, в 1942-м, возрастные, временные измерения были несколько иными. Война…

Маленький пленник

В 42-м, нацеленные с самого начала на успешное проведение и завершение операции «блиц-криг», немцы, застрявшие на безбрежных просторах России, уже начали испытывать определенные трудности, в том числе и бытового характера: пропитание, фураж, пристанища и так далее. Не брезгуя и не чванясь, использовали для собственного выживания и относительного удобства всё оставшееся в колхозах: урожай, скот, продукты, технику, вещи, отбирали последнее, подкрепляли себя всем, что могли найти: мамалыгу из кукурузы, подсолнечник, подножный корм. Особую неразборчивость проявляли мадьяры. После того, как была истреблена живность, добрались до собак.

В 1943-м наши войска прижали противника под Ростовом. Немцы бросили сопротивление и побежали в Керченском направлении, прихватив с собой все, что было можно, вплоть до местной рабсилы. Под дулами автоматов гнали стариков, женщин, детей. В одной из этих скорбных колонн шла и молодая мать Александра Васильевича с маленьким ребенком на руках (отец и дед сражались на фронте). Это был май 1943-го. По жаре, в пыли, голодные пленные совершали 30-километровые переходы от станицы Крымской до станиц Киевской, Варениковской, Джигинки. Короткие ночёвки — передышки. Рядом, в охраняемых хатах, наши пленные солдаты. О побегах из плена речи быть не могло. Кругом — водоемы, превратившееся для наших в капканы. Да и немецкие собаки — всегда начеку. Уставшую нести ребенка мать сменяла родная тетка Александра Васильевича. Это она нашла как-то макуху — жмых из-под семечек. По словам Александра Васильевича, он, ставший взрослым, побывавший во всех странах, почти на всех континентах, испробовавший самые изысканные заморские деликатесы, более вкусного лакомства не ел. Уже много лет спустя, в 80-х годах, попав в Одессе на знаменитый Привоз, он долго искал по прилавкам макуху. Нашлась одна тетка-торговка, сбегала домой, порылась в закромах, принесла вожделенную макуху. Принес на корабль, попробовали всем экипажем: такая оказалась гадость! А тогда…

После Джигинки гнали колонны 15 километров до Тамани. Жара, солдаты, собаки, жажда невыносимая. Крутой берег, а внизу, на воде — баржи с отступающими фашистами. Ряд барж заполнили пленными. Эти баржи шли по морю в одном караване с немецкими, как прикрытие. Помните, «незабвенную» «Малую Землю» Леонида Ильича Брежнева? Он пишет о полковнике Леселидзе, который настаивал на том, чтобы караван из барж не бомбили: «Ведь там наши люди, мирное население!». Но потом все же приняли решение разбомбить. Так последняя баржа с пленными была разбомблена и затоплена… Но маленький Александр Васильевич добрался вместе с матерью до Керчи. Там, в Керченском концентрационном лагере, все пленные были «одокументены» и отправлены машинами (стояли в грузовичках, как селедки в бочках) в Джанкой. Оттуда пешком — дальше. Работали в полях, по «колхозной» системе (немцам она, как видно, в тех условиях приглянулась), вместо трудодней — «палочки» ставили, платили овощами. Чтобы рабсила с голоду не передохла. Несмотря на всегдашнюю бурду из овощей, мамалыгу, жмых, жестоко голодали. Жили в заброшенных сараях, в качестве света — лучинки, ходили побираться, зачастую — безуспешно: вы-де с фашистами бежите, изменники. И так — до 1944 года, целый год…

Однажды услышали плач и крики: «Граждане, помогите!». Из-за угла выбегает мальчишка лет 12 под хохот немецких солдат. Руки сзади связаны колючей проволокой, от которой они уже начали кровоточить. Оказалось, голодный ребенок украл с немецкого «камбуза» соленый огурец и был таким образом жестоко наказан. Присутствующие при экзекуции малыши испугались, но кто-то из взрослых женщин решился и развязал руки мальчику. Да разве один такой случай…

Однажды ночью немцы исчезли. Перед этим все хорошо слышали звуки приближающейся канонады. Пленные давно научились отличать раскаты неприятельской и нашей. Когда стреляли немцы — Саша прятался в единственное убежище — под кровать.

Окончательно освободили пленников наши военнослужащие в Бессарабии, в Рыбницах. Они, в том числе и дети, практически всю войну бывшие «кляйне» («маленькими») большевиками, беспрерывно убеждаемые охранниками, что, мол, еще Бога за нас благодарите (вот войска СС придут!), наконец-то почувствовали себя на относительной свободе.

Домой!

Почему относительной? Потому что, по сути, брошены были на произвол судьбы. Возвращались уже не водным путем, а на перекладных: где на поезде, где — пешком. Пришли на хутор Красный (9 километров от Крымской). Все разрушено, разбито, бурьян, голодные волки в округе, один волк даже ребенка украл! Как жить?

Через некоторое время прибыли сотрудники НКВД, собрали всех бывших пленных и — вновь на баржи, назад — в Тамань. Расселили изгнанников на место выселенных с Крымского полуострова татар. Александр Васильевич с родными попал в село Изобильное. Жили, работали. Мальчик рос. В 1946-м с Ленинградского фронта, из рижского госпиталя, где лечился после ранения, вернулся отец. Поехали встречать отца в Алушту. И тут впервые увидел мальчик море. Именно оно, с барашками на волнах, осталось у него в душе навсегда и стало судьбой.

И мечта воплотилась в жизнь

А это бывает далеко не всегда и не со всеми. Начиналось всё издалека: 1946-й — Рига, семилетка в школе, рижский электроламповый, освоение в совершенстве профессии токаря, завершение полного образования в вечерней школе, наконец, служба. Служил в Киеве, в Ленинграде (Грузино, Васкелово). Три года был в армии радистом, что вначале стало препятствием в работе по этой специальности на судах Рижского пароходства (знание военных кодов). Начала удачно складываться карьера на Рижском фарфоровом заводе. Трудился токарем, потом — мастером, вступил в ряды КПСС, выбрали членом райкома. Только волею случая не попал в слушатели Высшей Вильнюсской партшколы. Уже будучи начальником цеха, поступил заочно в Калининградский институт рыбного хозяйства. Но — создал семью, и про учебу пришлось забыть. Вот тут-то и пришло время воплотить в реальность давнюю мечту о море. Устроился в Латвийское пароходство судовым токарем на танкер — десятитысячник «Каунас». За долгие годы морских странствий сменил немало судов. Побывал в портах Швеции, Дании, Норвегии, Англии, Испании, Голландии. Был в Америке, Австралии, Японии, Китае, Малайзии, Гонконге…

А родным домом оставалась Рига. В конце 80-х купил в 140 км  от города мызу «Яунантули». С пятью гектарами земли. Но! Наступили лихие 90-е, хутор под давлением определенных сил пришлось отдать (какое — продать! — «сам, русский, уберешься»). Шесть лет жил и работал в Риге, на одном из крупных научно-производственных предприятий — главным механиком. Увы, семья не выдержала испытаний трудными временами…

В Русском драматическом театре, на одном из спектаклей, познакомился с нынешней, горячо любимой женой. И решили начать жизнь сначала — в России. Переехали: он — из Риги, жена из Юрмалы — в Кронштадт.

— Нехорошо сейчас в Латвии, нестабильно, неспокойно. Дома жить надо. Несмотря на то, что многие родственники уехали и обретаются за границей — в Англии, Норвегии. А я, побывав во всех уголках земного шара, скажу одно: больше всего мне нравится жить на Родине…

Лидия КУЛИКОВА