В мире разлито слишком много печали, с этим вряд ли кто-нибудь станет спорить. И она могла бы затмить нашу веру в свет в конце тоннеля, если бы не трансформировалась в поэзию. Конечным же результатом поэтической печали является нежность, недаром у китайцев она пишется с помощью иероглифов, обозначающих «печаль души». Эти мысли навеяла мне цепочка якобы «случайных» событий, которые тонко переплелись во времени и пространстве.
Интерес к творчеству Гумилева возник у меня тоже случайно, лет в семь, когда я впервые посмотрела по домашнему черно-белому «Рекорду» пьесу Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия». Там, если помните, в морской отряд, которым руководит анархист Вожак, по поручению ЦК партии была направлена женщина-комиссар. Ее основная задача: подключить моряков к делу революции… В фильме есть диалог «железной» леди с капитаном военного борта, само собой, дворянином, в общем, «из бывших», которого она презрительно прессует, мол, знаем, знаем ваши буржуйские выходки. И приводит пример из Николая Гумилева:

…Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвёт пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.

Так комиссар в кожане и портупее, по замыслу автора, как бы утёрла нос этому лощеному офицеришке с кортиком на боку, дескать, ваши циничные поэты глумились, воспевая произвол на корабле.
Семилетней филологине, идеология до лампочки, её стихи очаровали — золотом кружев, осыпавшихся с каких-то там брабантских манжет, когда красавец-капитан лихо «рвал» из-за пояса черный пистолет. Все симпатии были, конечно, на его стороне. «Оптимистическую трагедию» показывали часто, так что четверостишие я знала наизусть, но чьи это стихи, понятия не имела. Интернета и Яндекса еще не было, и не у кого было спросить. Зато в юности, когда открыла Гумилева, испытала горделивое удовольствие от того, что, оказывается, люблю его с «самого детства». Пьесу я воспринимала исключительно как любовную и роковую. Еще бы! В роли матроса Алексея – неотразимый и молодой Вячеслав Тихонов, а ЕЁ играла актриса Маргарита Володина, тоже ничего себе красотка.
На том связь с этим произведением не закончилась. Филологическая салага выросла, и сама теперь дерзает писать. А недавно «наши сети притащили» привет от школьного друга детства Константина, который стал морским офицером. Слово за слово, заговорили на морскую тему и выяснилось, что я, бывает, пишу для кронштадтских газет («Кронштадтский вестник» и «Кронштадт Православный»). Костю как моряка это обрадовало, и он предложил мне побывать на праздновании Военно-Морского флота… в Березовке. Оказывается, там есть гранитный монумент героям-кронштадтцам.
Березовка — это посёлок городского типа в Пермском крае. Ни о памятнике, ни о том, почему моряки приезжают туда в день ВМФ, я ничего не знала. Более того, — недоумевала: где Кронштадт, а где Березовка, у которой самое что ни на есть сухопутное название, и до любого моря, хоть северного, хоть южного, — тыщи верст до небес.
Приступило обычное журналистское любопытство, и я начала разматывать клубок, который привел в 1918 год, в разгар гражданской войны, когда обстановка в стране была по-настоящему опасной и тревожной. Все настолько смешалось в российском доме, что происходили совершенно парадоксальные события. Почему-то кронштадтские моряки, не обученные технике пехотного боя, вдруг оказались глубоко на суше, в глубинке Пермского края, и новая власть не нашла для них лучшего применения, как использовать для войны на Урале. Для большинства моряков этот десант обернулся трагедией.
Первого ноября 1918 года 1-й Кронштадтский революционный полк, по решению Реввоенсовета, в спешном порядке был погружен на эшелоны и отправлен в Пермь. Прибытие краснофлотского подкрепления совпало с 1-й годовщиной революции. Моряки приняли участие в городских торжествах, а на другой день эшелоны с личным составом двинулись в направлении Кунгура.
Полк поступил в распоряжение 30-й дивизии под командованием В. К. Блюхера. Матросов расквартировали в селах: Сая, Верхние и Нижние Исады, Березовская гора, Горюшки, Красоты, где проходила линия фронта. Войска противника состояли из формирований чешских частей и Первого Среднесибирского корпуса армии Колчака. Здесь белогвардейцы сосредоточили большое количество пехоты и артиллерии. Начались кровопролитные бои. Деревни и села по нескольку раз переходили из рук в руки.
В ночь с 13 на 14 декабря колчаковцы предприняли маневр: под покровом ночи они окружили деревушки Верхние и Нижние Исады, что недалеко от с. Березовая Гора, сняли «секреты» и по сигналу — зажженный стог сена, — сжимая кольцо, перебили и пленили спящих моряков. Погибло свыше 800 человек.
На выручку кронштадтцам стали прорываться части Красной армии, но силы были неравны. Комиссар Семен Киселев собрал коммунистов и отдал приказ: «Держаться до последнего, а там бить штыками и рвать зубами». Свирепая установка не помогла, хотя самому Киселеву удалось спастись. Успеху операции содействовало и то, что местные жители были настроены против большевиков. Один из крестьян помог белогвардейцам незаметно подойти к селам Верхние и Нижние Исады, что и предрешило исход сражения.
Солдаты адмирала Колчака в этом бою одержали уверенную победу, но «героями» назвали не их, а кронштадтских моряков, потому что итогом этой войны стало утверждение власти коммунаров. В общем-то, об этой трагедии долгое время предпочитали не вспоминать. Даже памятник морякам-героям был поставлен лишь через 43 года — в 1961 году, что кажется странным и даже загадочным, ведь в СССР любили трубить о героическом прошлом Красной армии. Некоторые исследователи несколько наивно предполагают, что причина умолчания был в том, что «в жизни страны были другие, более значимые события». Но дело, думается, в другом. В сохранившихся документах говорится, что накануне нападения матросы «отдыхали». Есть подозрение, что они просто пьянствовали и в трагическую ночь перепили самогона, который «реквизировали» у местных жителей. Если это так, то местные жители знали и долго помнили причину гибели красного полка. Создавать им памятник в этом случае было, мягко говоря, неуместно, чтобы не дезавуировать их репутацию. В подтверждение этой версии в документах имеются фразы о «разлагающем влиянии анархистов», имевшем место быть в морском полку.
Зато на острове Котлин уральское побоище получило громкий резонанс. Кронштадтцы оплакивали своих земляков, погибших в далекой Пермской земле. Драматурга Всеволода Вишневского эта история вдохновила на создание пьесы «Оптимистическая трагедия», которая стала советской классикой и на протяжении полувека была поставлена во всех театрах страны, а в школах по ней изучали историю революции. Кроме пьесы Вишневский написал рассказ «Гибель Кронштадтского полка» и элегическую «Песнь братьям моим, матросам-коммунарам», где писал:

Еще шестью триста ушло.
Ни один не вернулся в Кронштадт,
Легли все в Приуралье под селом Кузнецовским.

Кстати, Вишневский прямо говорит о бытовавшей среди моряков анархии, и даже одно из первых названий пьесы было «Из хаоса». Да и в прологе безы-мянный матрос, выполняющий функцию хора древнегреческой трагедии, говорил, что ликвидация анархии и создание боеспособной армии — главные задачи, стоявшие тогда перед партией. В фильме анархисты показаны смачно. Все мы помним их куплеты:

Была бы шляпа, пальто из драпа,
А к ним живот и голова.
Была бы водка, а к водке — глотка,
Все остальное трын-трава!

Автором песенных текстов в фильме назван поэт Михаил Матусовский, хотя, говорят, что эти куплеты еще махновцы пели. Пермский поэт Владимир Радкевич к 50-летию советской власти опубликовал в районной газете стихотворение «Дума о Кронштадтском полке»:

Вдаль несет журавлиная стая
Лето — жизни моей кусок,
А со мною — деревня Сая,
Поле чахлое да лесок.
За рекой туманы крошатся,
Солнца луч прозвенел и смолк…
Вот где встретил я вас, кронштадтцы,
Вросший в землю матросский полк!
Я пройду по лесному оврагу
В обреченный ропот листвы
И на землю сырую лягу,
Как когда-то лежали вы.
Не примите за святотатство,
Просто — очень хочется мне
Хоть на час, хоть на миг остаться
С вами, мертвыми, наедине.
Молчаливы земля и камни,
Море — дальше день ото дня.
Но дошли же вы до Прикамья!
Значит, вы дошли до меня.
Вас на буйную сушу войны
Пересаживали с корабля,
Но застыли холмы, как волны,
Там, где встретила вас земля!
Сколько каждому? Сорок? Двадцать?
Не об этом сегодня речь,
Просто в жизни
Нельзя сдаваться,
Лучше — замертво в землю лечь!

Пафос советского поэта выражен внятно и художественно. Сегодня Радкевича уже нет в живых, поэтому не спросишь, было ли это «дежурное», заказное стихотворение к юбилею Советии, или личный душевный порыв? Впрочем, так ли это важно, если в огне, опалившем страну, погибли наши соотечественники, братья по вере и по крови, что лишь усиливает скорбь и подчеркивает горечь эпохи.
Народ сложил свои песни об этой совсем не оптимистической трагедии. Так, сельская учительница Зинаида Алексеевна Шеретова написала «Балладу о кронштадтцах», в которой прямо говорит, что у всей этой истории «есть довольно непонятное наследство».

Давно гражданская отбушевала,
Все ценности переоценены.
В могилах братских сложено немало
Погибших в пекле памятной войны.
Трагедии, что разыгралась здесь,
Я многих очевидцев знала с детства.
И у трагедии у этой есть
Довольно непонятное наследство:
«Что ж матери, отцы не приезжали
Поплакать над могилой до сих пор?»
Такие разговоры вызывали
Недоуменье и немой укор.
Кто здесь лежит? Пойди, узнай теперь.
Время свой счет ведет неумолимо,
Проходят невозвратные года,
Ни матери, ни девушки любимой
Не видел здесь никто и никогда!

Действительно, почему на братскую могилу погибших кронштадтцев никогда не приезжали родные? В русском православном сознании такое просто немыслимо, тем более, если учесть масштаб трагедии — погибло более 800 мужчин, чьих-то отцов, сыновей, братьев. Вероятней всего, от родственников скрывали место гибели моряков. Но почему? Одни бесконечные вопросы…

И не понять: зачем осталось тайной,
Кто составлял Кронштадтский Первый полк?
И для чего больших и маленьких секретов
Так много было у Страны Советов?

Как бы там ни было, мы не Иваны, не помнящие своего родства. Скорее всего, установленный в Березовке памятник — это самый отдаленный от Кронштадта мемориал в честь его погибших сынов.

В 1961 году деньги на его установку дал министр обороны СССР. Памятник был изготовлен в художественной мастерской г. Киева. Пермяки по сей день ухаживают за братской могилой и не раз реставрировали ее. На средства жителей Березовского района издана даже «Книга памяти моряков Первого Кронштадтского полка», где перечислены имена всех погибших. Интересно, что первоначальную чугунную плиту со словами, рассказывающими о сражении, в котором они участвовали, в 1974 году почему-то заменили другой плитой с надписью: «В память о моряках, погибших на Урале в 1918-1919 годах». Так памятник стал безымянным. Местный учитель истории А. Ф. Плотников справедливо возмущается: «Спрашивается, почему памятник установлен в Исадах, раз он безымянный? Почему его не установили ни в Перми, ни в Екатеринбурге, ни в других городах? Приезжему человеку совершенно непонятно, почему такой памятник установлен в глубинке?»
Как бы мы сегодня не относились к событиям тех лет, кому бы ни сочувствовали — белым, красным — историю не переписать. В притворе величественного Морского собора города Кронштадта перечислены имена моряков, павших в боях за Россию. Думается, еще 800 имен, которые не поглотили ни морская пучина, ни пучина времени, тоже достойны вечного церковного поминовения.
А спасшийся комиссар Семен Киселев вернулся в Кронштадт и продолжал служить революции — снова комиссаром на корабле «Петропавловск». Умер в 1963 году.
Касательно поэзии, которой в этом очерке набралось изрядно, остается добавить, что Вишневский намеренно цитировал именно Н. Гумилева, который, как мы знаем, был расстрелян якобы за участие в заговоре против большевиков. Сегодня доказано, что к историческому Кронштадтскому мятежу поэт не имел никакого отношения и стал, таким образом, еще одной невинной жертвой кровавой революции.
Печальная трагедия Кронштадтского полка, как водится, переплавилась в поэзию. Но поэты — пророки. Все сказанное ими обязательно сбывается, пусть и не прямо. Стихотворение «Капитаны», цитату из которого Вишневский довольно лукаво выдернул из контекста, чтобы вложить в уста пламенной комиссарши, заканчивается так:

Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —
О том, что где-то есть окраина —
Туда, за тропик Козерога! —
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.

Трудно понять, что из чего рождается: наитие, воплощенное в слове, провоцирует появление события, или само событие отбрасывает тень в прошлое и находит там свой прообраз, чтобы связать воедино нити Божественного промысла — для нашего назидания. Впрочем, в этой заоблачной выси правит иной Поэт.

Светлана ВЯТКИНА
Фото автора,
город Пермь