День памяти и скорби
Дорогие кронштадтцы!
Уважаемые ветераны!
80 лет назад, 22 июня, началась Великая Отечественная война, ставшая огромным испытанием для всей нашей страны и лично для каждого человека. В тот далёкий 1941-й год беда пришла в каждый дом, в каждую семью.
22 июня навсегда стало для нашего народа Днём памяти и скорби.
Кронштадт и Ленинград в годы войны олицетворяли собой твёрдость и героизм. Наш город-крепость сыграл огромную роль в обороне Ленинграда. Надёжно прикрыв Северную столицу с моря, Кронштадт помог воинам Ленинградского фронта отразить штурм Ленинграда и оказывал мощную огневую поддержку частям Красной Армии.
Несмотря на блокаду, в Кронштадте работала промышленность. Рабочие Морского завода под непрерывными обстрелами и бомбёжками отремонтировали более 600 кораблей и судов, изготовили 126 шлюпок и баркасов, большое количество боеприпасов и оружия.
За время блокады от голода, холода, болезней и бомбёжек в Кронштадте погибло более 6000 мирных жителей. Из кронштадтских моряков формировались отряды морской пехоты. За всю войну Кронштадт послал на фронт более 100 тысяч моряков, которые сражались у стен Ленинграда, под Москвой, в Сталинграде, на Северном Кавказе, в Крыму, Заполярье и на территории Германии. Они участвовали в штурме Берлина и на закопченных стенах рейхстага оставили надпись: «Мы из Кронштадта!».
Сегодня известно, что Кронштадт единственный из малых городов, который был упомянут в плане Барбаросса. Гитлер хотел «сравнять Кронштадт с водой…», однако на землю города воинской славы враг не ступил никогда – Кронштадт выстоял.
Победа в Великой Отечественной войне была достигнута ценой тяжелейших страданий и огромных потерь. Подвиг наших отцов и дедов – пример на века последующим поколениям.
22 июня мы вспоминаем всех погибших на фронтах, замученных в фашистских лагерях и умерших в тылу от голода и лишений.
Вечная слава всем, кто отдал жизнь за свободу и независимость нашей Родины!
Долгих лет жизни ветеранам и труженикам тыла!

Олег Довганюк,
глава администрации
Кронштадтского района
Санкт-Петербурга

В канун 80-летия со дня начала Великой Отечественной войны «КВ» публикует воспоминания людей особого поколения – детей войны и блокады. Мы называем их сегодня последними свидетелями. Последние свидетели Великой войны, они рано становились сиротами и рано взрослели, большинство из них в самом начале жизненного пути познали тяжкий груз безотцовщины, вместе со взрослыми переносили они все тяготы страшных, трагических военных дней и ночей, послевоенной разрухи, голода, бытовой неустроенности; они рано начинали работать и всю свою жизнь как чудо воспринимали тот факт, что они… выжили.

«Мой отец убит под Ленинградом»

Вспоминает Лилия Борисовна ЯРКОВА, председатель кронштадтского отделения общественной организации «Санкт-Петербургское общество детей войны, погибших, пропавших без вести родителей»:

…Детство моё и все последующие годы жизни прошли без родителей. Получив похоронку о гибели отца – Барановского Бориса Михайловича, моя мама – Барановская Мария Дмитриевна, медработник, ушла на фронт. Оставила меня, грудного ребёнка, с бабушкой, папиной мамой. Жили мы с бабушкой в селе Канонерка под Семипалатинском в Казахстане. Я помню себя с очень раннего детства. Запали в память бабушкины слёзы и то, как она сокрушённо говорила: «Чем же мне тебя кормить?»
Позже бабушка рассказывала мне, что в нашем селе жила женщина, у которой в то время тоже был грудной ребёнок, и, если у неё оставалось молоко, то она меня подкармливала, но это бывало очень редко. Моё детство – это холод, голод, нищета. Особенно тяжело было зимой: трескучие морозы и голодно. Ели снег, чтобы хоть чем-то заглушить голод. Помню, что весной самым лучшим лакомством для меня были сосульки с крыш – их можно было жевать. Какое же было счастье, когда таял снег и появлялась трава. Вся ребятня выбегала на улицу, кто в чём, одежды ведь не было. Набрасывались на травку, цветы. Их можно было есть. Мы даже название им придумали: кашка, огурчики, арбузики. А в доме появлялся суп из крапивы, в пищу шли листья лебеды; в поле рос щавель, в лесу – дикие лук, чеснок. В селе жили практически одни женщины. Горе и слёзы были в каждом дворе. Как выжили, одному Богу известно.

Валентина Васильевна ИВАНОВА:
«Кормильцем был шестнадцатилетний брат…»

Валя. Лето 1946

…Отец воевал на Ленинградском фронте, попал в окружение, обморозил ноги. Был направлен в госпиталь. После выписки его на три дня отпустили домой. Всё, что осталось в моей памяти, – отец в шинели, поверх которой накинуто полушерстяное солдатское одеяло. Это одеяло хранится
в нашей семье до сих пор как память.
А младшему брату он подарил оловянную ложечку с ручкой в виде рыбки. И больше отца мы не видели.
В июле 1942 года он пропал без вести под Смоленском…
В семье осталось пятеро детей. Кормильцем был старший шестнадцатилетний брат. Он работал на оборонном заводе в городе Коврове, в десяти километрах от дома. Ежедневно брат вставал в 5 часов утра, в 7 начинался рабочий день. Опаздывать было нельзя – наказывали очень строго. Рабочий день длился 12 часов. На заводе рабочим выдавали по 700 граммов хлеба, а иждивенцам по 200 граммов.
Мама Балынина Прасковья Ефимовна работала председателем сельского совета, куда входили несколько деревень. Транспорта не было, и она ходила пешком.
Детство было полуголодное. Но все жили очень дружно, помогая друг другу. Без отцов, погибших и пропавших без вести на войне, каждому приходилось выживать кто как мог. Ходили в лес, собирали хворост, сосновые шишки для отопления, для еды – лебеду, крапиву, дикий лук, щавель, ягоды, грибы.
В 1946 году начались занятия в школе. В классе было 40 человек от семи до четырнадцати лет. Только у двух учеников были отцы, которые работали на оборонных заводах, поставляли вооружение для фронта…

Татьяна Даниловна КУТЬЕВА:
«Меня взяли к себе соседи»

Таня Кутьева (посередине) с сестрой Валей и подругой

Летом 41-го мы всей семьёй поехали на Украину, к родителям отца и мамы. Я осталась у них, а родители вернулись домой. Началась война. Дедушка ушёл воевать, а через несколько месяцев умерла бабушка. Я осталась одна. Мне было четыре года. Меня взяли к себе соседи. Потом так случилось, что часть, в которой служил отец попала в окружение в районе того села, где была я. Отец побыл со мной пару дней и отдал на попечение знакомой.
Помню, как пришли в село немцы. Я сидела на печи. Немецкий солдат взял у меня сшитую из тряпок куклу. Потом посмотрел на меня, что-то сказал, дал мне шоколадку и вышел из хаты. Спустя несколько месяцев в село пришли гестаповцы. Штаб у них был в школе, а рядом они поставили виселицу. Они к нам относились иначе. Поселившись в нашей хате, они каждое утро отстреливали кур себе на обед. Зарезали нашего поросёнка. На кухне, где я почти всё время проводила в постели, так как много болела, я наблюдала, как немцы готовили себе еду.
Я часто болела: то фурункулёз, то чесотка, то вши одолевали. Лечили меня золой – больше ничего не было. Намажут золой, а потом посадят в бочку. Посижу я в ней, потом меня вымоют и оденут в чистое, в мужскую одёжку – другой не было. Обуви тоже не было, по снегу ходила босиком.
Немцы много горя принесли в наше село: избивали людей, вешали за связь с партизанами, многих угнали в Германию, в лагеря.
Отец, Перестяк Данил Коннович, 1915 года рождения, был убит 16 июля 1944 в Волынской области. Был он телеграфистом. На памятнике, что стоит в селе, среди имён погибших в годы войны односельчан – имена пяти братьев моего отца.
В августе 1945 года мама забрала меня домой, а в сентябре я пошла в школу.

Юрий Арсеньевич БОЛОТОВ:
«Мы – дети войны, не знающие, что такое детство»

Юрию Болотову 14 лет.
1954 год

…Нас у мамы было трое, все мы родились в Кронштадте. Перед самым началом Великой Отечественной войны наш отец, Болотов Юрий Арсеньевич, служил в Выборге. Как только началась война, мама вместе с нами вернулась из Выборга в Кронштадт, а с наступлением немецко-фашистских войск на Ленинград начались наши скитания, как, впрочем, и миллионов советских семей.
Отец воевал на Ленинградском фронте и погиб 23 февраля 1942 года на реке Воронка у деревни Раконежи. Сохраняя наши жизни, мама исколесила в товарных вагонах, на машинах, лошадях, пешком Тульскую, Орловскую, Сталинградскую, Калининскую области. Своим самоотверженным трудом, своей неиссякаемой заботой она спасла нас – сделала всё, чтобы мы не погибли от обстрелов и бомбёжек, от голода и холода.
В Кронштадт мы вернулись в 1946 году. Поселились у дедушки – отца матери – в 12-метровой комнате полуразрушенного дома на улице Урицкого (сейчас – Посадская улица). Вскоре мама устроилась работать управдомом, и нам дали комнату на улице Аммермана. А со временем мама стала работать по специальности на Кронштадтском узле связи почтовым оператором, затем – начальником 1-го, 2-го отделения связи.
Умерла наша мамочка в 2002 году, на 89-м году жизни.

Эмма Григорьевна ЛЁШИНА:
«Нас спасла эвакуация»

Эмма на коленях у мамы Любови Гавриловны.
Рядом сестра Эвелина и брат Альберт. Довоенное фото

…Впервые страх войны мы испытали, когда над Кронштадтом появилась туча фашистских самолётов. Началась бомбёжка. Люди не знали, куда бежать, и бежали кто куда. Потом появились бомбоубежища, но и туда попадали бомбы и снаряды, и люди гибли под завалами.
Что такое блокада, мы тоже не понимали, и только, когда начали испытывать муки голода, мама объяснила нам, что вокруг Ленинграда стоят немецко-фашистские войска и город словно в кольце.
Мама пошла работать на линкор «Марат». В один из дней она заболела и осталась дома – именно в этот день в корабль попала бомба, и там погибло очень много народа. Так мама чудом осталась жива.
Мои старшие брат и сестра тоже стали работать – на Морском заводе, и я оставалась дома одна. Мы с подружками ходили к воинским частям. Встанем и стоим, ждём: вдруг военные хлебом угостят.
…Помню убитых в глубокой воронке от бомбы на улице Урицкого и жутко кричащих и карабкающихся из этой воронки раненых.
Муки голода заставляли нас собирать гнилую и мёрзлую картошку на полях совхоза «Снабженец» и ловить сачком колюшку. Благо Финский залив был со всех сторон, а маленькая колючая рыбёшка ловилась прямо у самого берега. Пока вытаскиваешь из неё внутренности, все руки исколешь. Мама делала котлеты. Вкус котлетки из маленькой колюшки – это вкус блокадного Кронштадта.
Когда мы с мамой ходили выкупать по карточкам хлеб, я очень внимательно следила за продавцом. Если на весах оставалась хоть крошечка хлеба,
я просила ссыпать эту крошечку мне на ладошку.
Когда оставалась дома одна, и объявляли воздушную тревогу, я знала, что надо бежать в бомбоубежище, и бежала. Однажды была такая сильная бомбёжка, что я боялась выйти из бомбоубежища даже после отбоя воздушной тревоги. Так и сидела, пока за мною не пришла мама.
Весной все кронштадтцы ходили за город собирать лебеду и крапиву, чтобы сварить суп. Бывает, идёшь, а перед тобою упадёт человек и больше не встаёт. От всего этого ужаса мы стали серьёзными не по возрасту. Мама всё время говорила: «Мы все должны выжить», – я слушала её и верила: будет так, как она скажет.
Нас спасла эвакуация. Осенью 1942 года нас эвакуировали…

Александра Александровна КАЛИНИНА:

«Мне было 8 лет»

Саше 13 лет. 6-й класс

…Когда началась война, мне было восемь лет. В семье было семеро детей. Старшей Вере исполнилось 12 лет, младшему Васе – всего один год.
Мы бегали на улице, когда услышали про войну. Сразу домой и сидели тихо, слушали радио. По радио говорили: «Враг будет разбит – победа будет за нами». Все присмирели и ко всему стали относиться серьёзно.
Отца призвали на фронт в 1942 году, маму трудоустроили вахтёром в Госбанк, в котором служил отец. Мы стали помогать матери по хозяйству: кто ходил за травой для телёнка и овец, кто за водой под угор, летом – с вёдрами на реку, а зимой возили на санках в ушатиках. Воды надо было много – для скота и для бани. Летом собирали корешки: выкапывали из земли и ели.
В пищу употребляли также заготовленный для скота жмых и отруби. Зимой с двумя санками ходили с сёстрами в лес за дровами. Что могли нарубить, то и везли домой, чтобы печки топить.
Летом вокруг дома раскапывали из-под дёрна каждый клочок земли – сажали картошку, вернее, одни глазки: каждую разрезали на несколько частей. Всё лето ухаживали, пололи и окучивали – справлялись! Очень она нам помогла, эта картошка, ели её прямо с кожурой.
А на дни рождения и праздники мама пекла из картошки лепёшки. Очень вкусные.
Папа писал маме с фронта, чтобы берегла кормилицу-корову…

Евгения Михайловна СИНИЛЬНИКОВА:
«Мы помогали взрослым»

Женя с мамой Марией Михайловной Арсеньевой. 1938 год

…В нашем доме были бомбоубежище и газоубежище, мы сначала укрывались, а потом и жили там практически всю блокаду. Моя мама Мария Михайловна Арсентьева была комендантом этих убежищ. А ещё работала прачкой в отряде, который находился на Коммунистической улице. Я помогала маме стирать носки и портянки, шила мешки для песка, которым тушили зажигалки (на каждой крыше были установлены вышки для дежурств и тушения зажигалок).
В сентябре 1941 года наш детский садик гулял в Петровском парке. Начался обстрел. Осколоком снаряда Толе Никитину оторвало ногу.
В 1942 году я пошла в 1-й класс в женскую школу № 2 на Коммунистической улице. В школе и в классе было мало учеников, и все были крайне истощены. Помню, нас водили на дезинфекцию в баню. У нас было полно вшей, головных и платяных (бельевых). Наше бельё выжаривали в шкафах. На уроках писать было не на чем.
Мы, дети, всюду и постоянно искали еду. С братом Володей ходили к базе подплава, и там нам иногда выносили капустные листья, картофельные очистки, кочерыжки. За водой ходили в Петровский парк или на Бассейку в Летний сад. Летом рвали съедобную траву. Очень нас выручала маленькая рыбка-колюшка.
В тяжёлое блокадное время мы продолжали учиться и помогать взрослым в очистке города: кололи лёд, разбирали завалы. Уверена: терпение, дружба, уважение друг к другу, способность делиться последним – вот основные качества, которые помогли нам выжить…