Иван Дмитриевич Шиков (20.09.1923 – 07.03.2004).
Меcто рождения: г. Брянка (пос. Криворожье) Ворошиловградской (Луганской) обл., УССР.
Меcто призыва: г. Кронштадт. Дата призыва: 01.06.1940. Звание, в котором закончил войну: лейтенант медицинской службы. Воинское формирование,
в котором закончил войну: 571 Отдельный химический взвод Черноморского флота. Участвовал в обороне Ленинграда, в битве за Кавказ, в освобождении Румынии.Награды: Орден Красной звезды (№ 164/с 27.09.1945), орден Отечественной войны I степени (№ 175 06.11.1985), медаль «За оборону Ленинграда» (№ АА 24174 22.12.1942), медаль «За оборону Кавказа» (У № 005783 01.05.1944).
В послевоенное время – фельдшер скорой помощи, изобретатель, городской фотограф.

Здравствуйте, дорогие Виктор и Люда! Захар, персонально приветствую тебя! Сейчас короткая передышка, и я пишу, выполняя задание, о своём боевом пути. Задание было мамино. Это для тебя, Захарушка!

В 1940 году, после окончания 10 классов, я поступил в Военно-морское медицинское училище в Кронштадте. Учились мы по нормальной программе. (На полях! Первую маленькую практику в июле-августе 1940 года проходили на крейсере «Аврора». Я был горизонтальным наводчиком на носовом орудии, из которого был сделан первый выстрел по Зимнему дворцу. На «Авроре» испытал погрузку угля мешками и корзинами с барж. За один день мы погрузили 900 тонн угля – две баржи. Работали все, кроме радистов и музыкантов, которые обеспечивали нас музыкой, а радистам вообще не положено подымать более 10 кг).
В декабре 1940 года поехали на морскую практику на шесть месяцев в Севастополь, на учебное судно «Нева». Весь январь мы драили это судно в сухом доке, а в первых числах февраля 1941 года вышли в поход – Севастополь – Батуми – по морской практике со штурманским уклоном, то есть определение своего места в море. Кроме этого, была у нас шлюпочная подготовка, ходили под вёслами на шлюпках, вельботах, под парусами.
В Севастополе, кроме того, что мы готовили судно к походу, ещё дежурил в морском госпитале как медбрат-санитар.
В первых числах марта практика в Севастополе была прекращена, и нас вернули в Кронштадт.
В Кронштадте сразу начались у нас усиленные занятия, по 12 часов в день.
В день начала войны я находился со своим товарищем в наряде на пирсе (причал), где у нас была шлюпочная флотилия: около 50 шлюпок, баркасов и тузиков (это классы шлюпок).
В 12 часов ночи мы сменились с Борисом Фёдоровым (он – ленинградец) и решили пойти на тузике (это самая маленькая шлюпка на двух человек). Отошли от берега метров на 800 и вдруг видим, что по нашему участку обороны бегут курсанты. Мы поняли, что какая-то тревога (какая: учебная, учебно-боевая или ещё какая – неизвестно). Мы подгребли к пирсу, и нам сказали, что тревога боевая. Над Ленинградом видны разрывы зенитных снарядов, грохот взрывов, которые глухо-глухо доходили до нас. Утром мы пришли в жилое помещение – Северные казармы, и нам сказали, что началась война, а в 8 или 9 часов выступил Молотов.
Все мы слушали выступление Молотова с большим вниманием, понимали, что перед нами встала задача непосредственно выполнять свой священный долг – защитить нашу Родину.
С этих дней и до августа мы заниматься стали по 18 часов, одновременно готовились к эвакуации в тыл.
Кроме этого, ночью ходили в патруле по городу с 11 часов вечера до 6 часов утра. Два часа спали, завтрак и на занятия до обеда. После обеда до 18.00  занятия. Два часа на самоподготовку, сон до 23.00.
И опять в ночной патруль. Так продолжалось до 25 августа.
25 августа нам приказали грузить всё имущество училища на баржи для эвакуации в Среднюю Азию. Погрузили в первую очередь всю документацию, и баржа ушла через Ладожское озеро к железной дороге на противоположный берег. К сожалению, она не дошла, её потопили в Ладожском озере.
29 августа пришёл приказ – эвакуацию отставить, так как последняя железная дорога на Мурманск перерезана. Мы остались в полной блокаде.
В начале августа ещё успели эвакуировать детей и жён нашего командного состава, но и им пришлось очень тяжело: в районе Вологды их эшелон несколько раз бомбили.
Первого сентября 1941 года были введены нормы на питание, и нам давали в первой половине хлеба по 600 граммов, а дальше перевели на 400 граммов на сутки, и, соответственно, нормы на некоторые продукты были уменьшены: мясо, масло, сахар. В дальнейшем всё это было изъято из рациона. Раньше было трёхразовое питание, а потом перешли на двухразовое, резко уменьшенное в несколько раз. Это начался первый период голодовки.
Занятия продолжались примерно до 20 августа. После нас распределили по госпиталям города, которые были развернуты в школах. В это время началась эвакуация из прибалтийских республик, в первую очередь, эвакуировали флот из Таллина.
Эта операция, проходившая с 22 по 27 августа 1941 года, сопровождалась поступлением большого количества раненых, обожжённых. Нам приходилось работать круглосуточно до тех пор, пока не валились с ног от усталости. Где притулился, там и уснул, спали по два часа, не более, а тут ещё и голодный.
С первых чисел октября начались массированные бомбёжки Кронштадта, которые начинались в 10 часов утра. До 14.00 регулярно, методично, шли эшелонами по 30-50 «юнкерсов». Правда, пришедший флот из Таллина был насыщен зенитной артиллерией, и встречали самолёты ещё у Ораниенбаума (в настоящее время – Ломоносов), то есть на моей стороне пролива.
В 20-х числах сентября были особенно ожесточённые бомбёжки флота, который скопился в Кронштадте. (На полях! Уже в августе-сентябре мы недосчитались некоторых товарищей – погибли от бомбёжек и артобстрелов Кронштадта). День рождения 20 сентября я встречал в подвале госпиталя (школа), где была развёрнута операционная, и где-то около 4-х часов утра я уснул, сидя на корточках у стенки, а после еле разогнул ноги.
В это же время наши курсанты 1 курса (я был уже переведён на 2 курс) были брошены под Урицк, в пехоту, а курсанты 3 курса были выпущены из училища и распределены по кораблям и частям.
Наш курс был тоже преобразован в армейское подразделение, и я стал командиром миномётного расчёта, ротный миномёт. Занимались материальной частью миномёта, наводкой, практическими стрельбами, и тут пришёл приказ Ворошилова – продолжать учёбу по специальности.
Мне пришлось недолго заниматься. Вызвал меня начальник курса – капитан Редин, и приказал собрать 10 человек – лыжную команду (я хорошо ходил на лыжах). Я ему говорю: «Какая лыжная команда, и какие могут быть соревнования?». Он мне ответил, что соревноваться будете с немцами. Я сразу понял, что пойдём в тыл. Я ему дал список.
В 2 часа ночи меня подняли, соответственно и всех моих лыжников, переодели в форму с нашивками военфельдшера – полторы нашивки белые с зелёным просветом (тогда погон не было), и утром мы отправились в порт на буксир, чтобы отправиться в Ленинград к месту назначения – Санитарный отдел флота.
В приказе указано: направляется в распоряжение Военного совета Краснознамённого Балтийского Флота.
В санотделе нас направили в 1-й морской госпиталь, который располагался в помещении больницы им. Эрисмана по проспекту Льва Толстого.
Работали мы в отделении переливания крови. В зале стояло 10 столов, и с утра до вечера производили на них переливания крови раненым, с перерывом на обед. Жили в Петровских казармах. Стены толщиной в 1 м 10 см из красного кирпича. Там работали дней десять.
20 октября вечером вызвали и приказали отправиться в санотдел, который находился на Васильевском острове. Оттуда мы (я и ещё пять человек) пошли в Учебный отряд подводного плавания им. С. М. Кирова, где каждый принял батальон, то есть я стал старший фельдшер 1 батальона 1 отдельного полка Военного Совета КБФ.
Ночью же мы погрузились в вагоны и прибыли на станцию (конечную) у Ладожского озера. Там прошли километров пять по лесу в расположение артиллерии береговой обороны, где и разместились на неделю. Там нас начали откармливать. Два раза в день давали грячую пищу и кашу, по маленькой – водки, сухари по 200 граммов и сахар.
Когда были в госпитале, там получали по 420 граммов сухарей на двое суток, утром две-три ложки манной каши и в обед тарелку затирки (мама, наверное, не знает такую пищу). Это мука, замешанная с водой. И всё!
Эта голодовка началась сразу же, как были уничтожены Бадаевские склады, в которых был запас продовольствия для Ленинграда на несколько лет. Немцы в первые дни войны начали массированные бомбёжки этих складов и добились – разбомбили и сожгли их. Склад горел в течение месяца, и к нему нельзя было подойти – очень высокая температура. Горела мука, зерно. Короче говоря, сгорели полностью эти склады.
Пробыли мы на батарее дней шесть-семь, подкормились и числа 20-22 октября выступили в район Шлиссельбурга. Задача была прорваться в тыл и двигаться к станции Мга Мурманской железной дороги. Она была занята немцами, укреплена. Уже стояли сильные морозы, зима вообще наступила рано, многоснежная и с сильными морозами. В тылу мы пробыли около месяца, я даже уже и не помню населённые пункты.
19-20 ноября 1941 года мы стали выходить из тыла в районе деревни Невская Дубровка. Здесь были тяжёлые бои. Немец узнал наше место выхода и приготовился нас встретить.
29 ноября меня ранило под Невской Дубровкой на выходе из деревни на Невский канал и на Ладожское озеро. На берегу я запутался в камышах, уже вечером лежал, не было сил двигаться. Шли наши раненые, двое ребят, помогли мне подняться,
и мы втроём двинулись по озеру. Одного я помню – Алексей Калинин, у него было перебито левое предплечье. Позже, в марте 1942 года, я с ним встретился в флотском экипаже в Ярославле. И вот двигались мы по льду озера и услышали крик о помощи. Это был раненый командир полка – очередью у него были перебиты обе голени. Лёшка пошёл на помощь ему, а мы остались с краснофлотцем, фамилию которого не помню, звали его Виктор. Он был ранен в левую голень, а у меня осколок мины вошёл чуть выше подколенной ямки, а вышел справа в области тазобедренного сустава, у края тазовой кости,  чуть-чуть её задел.
Шли мы с ним шесть километров двое суток, он на одной ноге и я на одной. Было у нас две  лыжных палки на двоих и плащ-палатка. Мы её натягивали на плечи, и это служило нам как парус. Виктор не дошёл до острова на озере метров 400, выбился из сил. А я добрался до острова и указал санитарам место, где его и подобрали.
Нам сделали первичную обработку ран и на санях ночью отправили в Старую Ладогу, и дальше нас везли на машинах от пункта к пункту до станции Ефимовская, где погрузили в санпоезд. Так попал я в госпиталь в городе Сокол, что севернее Вологды. Там пробыл до 30 декабря, а затем был эвакуирован на Урал, в Киров, где пролежал до 13 февраля 1942 года.
По выписке из госпиталя прибыл в Ярославский флотский экипаж. Работал в санчасти фельдшером.
В мае 1942 года был в командировке в Новороссийске, возили пополнение в 83-ю бригаду морской пехоты. Эта бригада отличилась в боях по освобождению Новороссийска впоследствии, принимала участие  в боях на Малой земле.
По прибытии в Ярославль, был направлен в 62-ю бригаду морской пехоты, в дивизион 45 мм. противотанковых пушек – страшим фельдшером. Бригаду перебрасывали на Северный Кавказ, куда устремился немец – взять нефть Северного Кавказа и прорваться к Баку.
В Москве мы влились в бригаду и эшелонами поехали до Астрахани. В Астрахани погрузились на баржу со всей техникой, имуществом и прибыли в Махачкалу. Опять перегрузка в эшелоны – доехали до станции Карабулакская, а оттуда до станицы Вознесенская. Прибыли в ночь на 30 августа, а 1 сентября 1942 года бригада вступила в бои под Моздоком.
В этот день бригада выдержала атаку 120 танков и четырех  батальонов пехоты. Под Ленинградом я видел два танка, а тут на долину из станички Кизлярской вышли 120 штук, развернулись фронтом и пошли. Жара стояла под 30 градусов, пыль, пальба, глохли от грохота. Я в это время был на первой батарее, где командиром старший лейтенант Шульпин (впоследствии он стал командиром дивизиона). В этом бою бригадой было уничтожено 27 танков, и атака была отбита.
Третьего сентября немец выставил 140 танков и четыре батальона пехоты. И опять повторилось то же, что и 1 сентября. Рота лейтенанта Милана, состоявшая из курсантов училищ, уничтожила 16 танков. Все погибли, но на своём участке остановили немцев. В этот день прибыли к нам «катюши» и очень сильно помогли, без них мы бы не выдержали. «Катюши» ударили тремя залпами по Красной горке (так называлась высотка), где скопились 40 танков для атаки, половину зажгли, а то и подбили. Короче говоря, атаку сорвали. За эти два дня были подбиты 57 танков, бригада за эти бои была награждена Орденом Красного Знамени.
До 20 сентября были ещё бои, но уже не такие, а как говорили тогда – местного значения.
Всё это время мы не умывались, не купались. Жара стояла ужасная, а воды нет. Воду возили из арыка для приготовления пищи за 30 километров, а пища была – жирная баранина, картофель и кукурузный хлеб.
Во второй половине сентября нас перебросили из-под Моздока в Малгобек, где тоже были горячие бои.
А затем перевели нас в Нижние Ачалуки на отдых и переформировку. Здесь мне начсанбриг выдал две автодушевые установки-машины. Двое суток мылся и проводил прожарку всего обмундирования личного состава (вшей кормили весь сентябрь). Люди помылись, одели чистое бельё (без вшей) и спали двое суток, их даже не могли разбудить первые сутки, чтобы накормить.
В последних числах октября нас перебрасывают под Орджоникидзе, где немец повернул от Моздока на Эльхотово и прорвался к Орджоникидзе, был в шести километрах.. Но и тут был крепко бит в селении Гизель. Тут закончилось его наступление. Особенно сильные бои были 5-10 ноября. Тут «катюши» поработали отлично, и враг начал отступать. В наступление пошли 16 ноября, а 20 ноября меня рано утром снова ранило, в правое плечо. Я выбыл из строя до 6 января 1944 года.
Вот путь мой в первые годы войны. О второй половине расскажу позже. Пока всё. Целую всех.

Ваш папа и дедушка
 Иван ШИКОВ,
Брянка, 17.04.83.
Воспоминания прислал внук Захар Мухин