«Герои и мученики» – именно так назвал защитников и жителей восставшего в 1921 году Кронштадта полковник русской армии Николай Николаевич Параделов. Это было сказано вскоре после жесточайшего подавления этого выступления.

Уже тогда была очевидна маниакальная злость наших «вождей», Ульянова-Ленина («Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать») и Троцкого-Бронштейна («Кто не сдастся – все будут расстреляны, от 6-ти до 60-ти лет, обоего пола»). И это всё несмотря на то, что выступление вначале планировалось быть мирным с выдвижением политических (обещанных в 1917 году) и экономических требований. Зато 20-тысячная армия под командованием «гастролёра» Тухачевского, пообещавшего уже 18 марта 1921 года применить химическое оружие против соотечественников, а накануне решающего штурма приказавшего расстрелять 74 бойца из Южной группы войск, была настроена по-другому. Правительственные войска имели на руках инструкции: при взятии фортов жестоко расправляться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления; в боях на улицах Кронштадта широко применять артиллерию; во всех вооружённых стрелять, пленными не увлекаться.
В правительственных войсках в дни мартовского восстания было огромное количество сочувствовавших восставшим и недовольных братоубийственной бойней. Так, 79-я бригада 27 дивизии в полном составе отказалась идти на подавление и выступила на Петроград. Неповиновение быстро и жестоко подавили, расстреляв 33 человека. Аналогичное выступление 237-го минского стрелкового полка закончилось расстрелом 41 бойца. Десятками каждый день «дезертиры» бежали с боевых позиций. Для «охоты» на них выставили заградотряды. Был издан приказ: оружие и боекомплект выдавать непосредственно перед атакой или штурмом. Основной ударной силой большевиков были одурманенные коммунистической пропагандой мальчишки-курсанты, а также национальные батальоны китайцев и башкир, позже китайцы часто были исполнителями приговоров. В результате только по официальным (заниженным) данным число убитых у штурмующих, до 18 марта 1921, превышает 3000 красноармейцев. В эту цифру не вошли, например, умершие в госпиталях после ранений. А утонувшие тела всплывали всё лето.
Намного трагичнее были результаты мартовского восстания для города-крепости, где в те дни находилось более 60 000 человек, военных и гражданских. Надо отметить, что власть очень боялась утечки любой информации, а тем более правды о событиях в Кронштадте. Поэтому уже 12 апреля 1921 года заседание политбюро ЦК РКП (б) принимает протокол о сборе всех материалов о Кронштадтском восстании и о содержании их в абсолютном секрете. И тем не менее даже отретушированные цифры говорят о размерах трагедии 1921 года. 8000 военных и жителей города уходят по льду в Финляндию (уходящих было больше, но растянувшуюся цепочку людей преследовала красная конница, отсюда многочисленные трупы на льду залива по маршруту движения колонны, в том числе и на финской территории).
Сразу после подавления восстания создаются 10 фильтрационных комиссий. Судебные процессы шли круглосуточно. Только за период с 20 марта по 1 мая 1921 года по приговорам расстреляны 2168 человек, арестованы 6528. Суды с вынесением смертельных приговоров продолжались ещё долго.
До 20 апреля того же года из Кронштадта отправлено 5236 краснофлотцев, лояльных к власти, прошедших фильтрацию. До южных морей доехали единицы, многие оказались в районе Ухты… Примерно такие же метаморфозы произошли и с другими военными частями Кронштадтской крепости. Расформированы все военные подразделения морской крепости Кронштадт и крепостного района. Эта участь постигла пожарную охрану, милицию, многие городские организации, даже такие, как прачечная и починочная мастерская.
21 апреля издаётся очередной секретный указ – о выселении из Кронштадта гражданского населения. Создаётся так называемая Комиссия по эвакуации «кронмятежников», которой было поручено выяснение степени вины жителей, их лояльность к власти. После допросов, заполнения анкет, предъявления массы справок и рекомендаций, комиссия определяла группу и категорию (очерёдность) на выселение. Это коснулось всех жителей Кронштадта, и только малая часть смогла доказать свою бескорыстную, или не совсем (доносы и стукачество поощрялось) преданность режиму. Первое выселение состоялось уже 28 июня 1921 года. До 30 декабря того же года было выселено 400 семей, на очереди оставалось ещё 1500, уехавшие «сами» в этот список не попали. Вражескими – антиреволюционными мятежными элементами – оказались не только жёны и родственники участников восстания, но и 220 бессемейных девиц в возрасте 15-17 лет, проходящих обучение, которых не задумываясь причислили к проституткам. В этих выселяемых списках были и 423 безработные, многодетные женщины в возрасте до 50 лет и, конечно же, те, кто до 1917 года считались интеллигенцией и буржуазией. Очень мешали новой власти и «противовраждебные» нации: поляки – 446 человек, финны – 120 человек, эстонцы – 325 человек, а ещё мусульмане, евреи, латыши, литовцы, немцы и другие народности в количестве 526 человек.
Все тюрьмы Петрограда, Детского Села, Ораниенбаума, Гатчины были переполнены, арестованные отправлялись и в Москву. В тюрьмах содержались, помимо бывших в дни восстания на острове, вернувшиеся «добровольно» из Финляндии и заложники, арестованные за тех, кто не вернулся из финских лагерей. Создаются концентрационные карательные колонии, в том числе и специально для кронштадтских моряков в Ухте.
Одно из последних воззваний восставшего Кронштадта гласит: «Мы боремся сейчас за свержение партийного ига, за подлинную власть советов, а там – пусть свободная воля народа решит, как он хочет управляться».
Так неужели эти тысячи погибших и тысячи невинно пострадавших заслуживают только кощунственного памятника палачу Дыбенко, взирающего на сиротливую строку на пирамиде у Вечного огня?
Я призываю к 100-летию этой трагедии, которая прервала и перевернула жизнь многих жителей нашей страны, изменила экономическую стратегию государства, провести конкурс и установить памятник. Возможно под девизом «Героям и мученикам Кронштадта 1921 года». У нас ещё есть время.

Сергей Зайцев