В прошедшую субботу, 17 октября, в Морском музее состоялась выставка одной картины кронштадтского художника Альберта Ищенко. Весьма необычная вещь, во всяком случае, в нашем городе. Признаюсь, не могу отнести себя к гурманам в сфере изобразительного искусства, не слишком я разбираюсь в живописи. И мне самой вряд ли пришло бы на ум взяться за такого рода проект. Но мне предложил это человек, вкусу и таланту которого я вполне доверяю, и я решилась.

Поскольку никогда раньше ни с чем подобным сталкиваться не приходилось, я пребывала в растерянности: «Как же за это взяться?» Картина мне понравилась, но что можно говорить об одном полотне целый вечер, честно говоря, не представляла. Подобрала стихи о цветах и бабочках, чтобы словесно проиллюстрировать картину. Стихов нашлось много, они были милы, но почему-то не грели душу. Какой-то поверхностный взгляд, как будто по плоскости скользишь, а в суть не проникаешь. Да и действительно я тогда ничего в ней не видела, кроме верхнего слоя, хоть и очень яркого, тёплого, привлекательного.

И вот уже настала неделя, в конце которой должна состояться выставка, а у меня кроме «Сада» Ахмадулиной нет ничего, чтобы я могла от души прочесть. В нём раскрывается одна из тайн творчества. Поэтесса пишет: «Я вышла в сад» – и в нескольких строфах живописует этот сад читателю, любуется им, радуется ему, пугается мысли, что всё навек, а я на миг.

На миг, где ни себя, ни сада я не успела разглядеть.
«Я вышла в сад», – я написала.
Я написала? Значит, есть хоть что-нибудь?
Да, есть, и дивно, что выход в сад – не ход, не шаг.
Я никуда не выходила.
Я просто написала так:
«Я вышла в сад»…

Отсюда потрясающий воображение вывод о том, что художник, чем бы он ни рисовал: красками, звуками или словами – может создавать свои образы буквально

Из миража, из ничего,
Из сумасбродства моего –
Вдруг возникает чей-то лик
И обретает цвет и звук,
И плоть, и страсть!
(Юлий Ким)

Художник слова создаёт образы словами, выстраивая их в определённом порядке, и, когда он пишет «сад», то само это слово «питает слух, и нюх, и взгляд».

Талантливый читатель может обонять ароматы сада, ощутить его прохладу и свежесть, услышать шёлест листвы и щебет птиц, не побывав в реальном саду, а только прочитав стихотворение о саде. Композитор, создавая музыкальные образы, выстраивает ноты и тоже может увести слушателя в дальние дали. Ну, а живописец имеет кажущееся преимущество: «Если видим на картине: нарисована река» – ну, и так далее, как в известной песенке. У него же и в правду краски в руках – вот и живописуй! Но не так всё просто, оказывается.

Второе непременное условие для того, чтоб художественное событие состоялось: талантлив должен быть не только тот, кто создавал произведение, но и тот, кто будет его воспринимать. Чтобы увидеть то, что, казалось бы, очевидно, порой не хватает какой-то детали и где её взять никто не знает, и что это должно быть непонятно. «Иди туда, не знаю, куда
и ищи то, не знаю что».

В другой ситуации я бы просто прошла мимо и не узнала бы, что же там пряталось в квадрате окна этой картины. Я и раньше предполагала, что картины Альберта Ищенко – это окна
в какое-то другое измерение. Оно всё, как будто здесь, но иное…

Не знаю, чем бы закончилась наша затея, если бы книжный шкаф не открылся, как надо. Виктор Шкловский говорил, что надо учиться открывать книжный шкаф. Видимо, надо всю жизнь этому учиться. В результате этого открытия в руках у меня оказался тонюсенький сборник стихов Ларисы Миллер с загадочным названием «Потаенного смысла поимка». Я уже держала в руках недостающее звено, но ещё не осознавала, что это оно и есть.

И вот когда я села почитать давно любимые стихи, вернее даже перечитать (этой книжке пять лет), вот тут что-то со мной стало происходить. Мир пришёл в движение, заработал какой-то небесный механизм, картинка в компьютере вдруг начала оживать, а меня начало потряхивать, потом колотить, как в ознобе. И я ликовала! Наконец-то! Вот оно, настоящее! Настоящие только мурашки.

Я ходила по комнате и вслух читала стихи. На первый взгляд, ничего общего с картиной они не имели, но, как мне показалось, они по мироощущению совпали. Тот же восторг перед красотой мира, трепет от его хрупкости, уязвимости, радость от того, что можешь поделиться своими чувствами
и мыслями. Мир в её стихах яркий, сочный, вкусный, душистый, осязаемый, вещный –
настоящий!

У музы моей на лице конопушки.
То в чаще живёт она, то на опушке,
То возле кормушки, то возле пруда.
И что ни диктует мне – всё ерунда:
Ни сложных метафор, ни умных наречий,
А просто обычный язык человечий.

Эти простые слова вступили в химическую реакцию с изображением. Родилось новое вещество, которого не было до этого соединения. Картина Альберта Ищенко вдруг мне открылась. Я не могу сказать, конечно, что я увидела в ней именно то, что он туда вложил. Но то, что она обогатила моё представление о мире – это да.

Вся тайна в том, что глупость каждый раз
Над разумом кудрявым торжествует,
Как только я открою третий глаз
На то, что для тебя не существует.
Я так его открою широко,
Свой третий глаз, лучистую лампаду,
Что распахнётся дальний свет легко,
Давая силу творческому взгляду.
Я буду видеть лепестками губ,
Всей кожей, кровью, плотью долговязой.
Для этой цели ум кудрявый груб
И не чета Поэзии трёхглазой.
(Ю. Мориц)

Появился нерв, толчок, импульс, то, без чего, я считаю, нет и не может быть ничего настоящего. Во всяком случае, я ни за что не хотела бы выступать перед аудиторией без этой искры.

Несколько слов о самом вечере. Он задумывался именно как вечер поэзии, прежде всего, поэзии в широком смысле слова. Это была выставка одной картины и она, безымянная красавица, встречала гостей вечера своей неприкрытой красотой. Никакой стыдливой занавесочки на ней не было. Картина излучала в пространство энергию, почти физически ощутимую. Собравшиеся же на вечер напитывали воздух стихами – кто что нашёл или сам написал.

Самым ярким, по общему мнению, было выступление Натальи Москаленко. Она выбрала стихотворение Константина Бальмонта «Ночные цветы». Строчка из него про упоительный яд более всего пришлась по вкусу автору картины.

В начале встречи участникам вечера раздали листочки и ручки, чтобы могли записывать пришедшие на ум или произнесённые кем-то из выступавших строчки, которые могли бы стать названием картины. Право выбора, само собой, за автором, но может быть, и эти подсказки окажутся полезными. Думаю, что равнодушных к этой действительно необыкновенной картине на вечере не было. Это не удивительно, она живая, настоящая.

Если честно, то со мной такое впервые: я прилагала усилия, чтобы постичь произведение изобразительного искусства. Обычно у меня в этой сфере проще: нравится, – хорошо, нет – идём дальше. И труды эти, как видите, принесли свои плоды.

Вы скажете, что не разумен.
Мой довод, но сдаётся мне, что тот, кто наяву рисует, порой рисует и во сне.
Вся эта маленькая повесть – попытка догадаться, как вершит Художник тяжкий поиск и что живёт в его зрачках.
И вы не будьте слишком строги к тому, что на экран легло.
Тем более, что эти строки мне доставались нелегко.
Смотрите, если интересно, побудьте без меня сейчас.
Не думал вовсе автор текста, что он догадливее Вас.
(Белла Ахмадулина)

Это был один день из большой жизни картины. Все «сторонники кисти, рифмы и мелодии» желают Альберту Ищенко дальнейших творческих успехов.

Выражаю искреннюю благодарность Владимиру Шатрову за любезно предоставляемое помещение, труды и заботы, связанные с проведением мероприятий в стенах Кронштадтского Морского музея, и надеюсь на дальнейшее сотрудничество.

Любовь Лимонова
Фото Александра Шеина