«Если встретимся с ними, то не даром отдадим свою жизнь»
Размеренно, будто дыша, поднималась и опускалась палуба. В унисон ей – вверх-вниз, вверх-вниз – качались на воде чайки. Пахло соснами, тиной, нагретыми на солнце камнями и всё ещё студёной водой Бъёркэ-Зунда. Команда водолазной партии, выстроенная во фронт, замерла на шканцах старого, но пленяющего красотой и стремительностью, «Опричника».
В наступившем молчании, которое надо было найти силы преодолеть, слышно было, как монотонно и безнадёжно бьются о неподвижный борт волны. И ветер равнодушно трепал казавшиеся маленькими в руках командира «Опричника» листки бумаги. Это были письма, адресованные только ему, полученные всего несколько дней назад и так его обрадовавшие. Но теперь, когда после мутного, как дурной сон, хаоса телеграмм, публикуемых во всех газетах, после слухов, догадок, тревог и надежд, он точно знал, что автора этих писем больше нет в живых, и он решил прочитать их всем офицерам и всей команде водолазной школы и партии.
Писем было два. Одно – официальное, другое – личное, дружеское. Оба были отправлены с оказией, с угольщиком, с места последней стоянки 2-й Тихоокеанской эскадры. «Зная, насколько водолазная школа интересуется всем, что касается деятельности ея бывших питомцев, – начиналось первое письмо, – и насколько она близко принимает к сердцу всё, что касается сферы водолазного дела, я, как старший из водолазных офицеров на 2-й эскадре флота Тихого океана, считаю своим долгом послать в ея почётный архив два приказа…». Автор спешил. Его, как и многих офицеров эскадры, угнетала неизвестность и неопределённость поставленной перед ними задачи. «Исключительность нашего похода и его цель настолько рискованны, – писал он, – что всё это заставляет меня выслать эти приказы теперь же, дабы в случае нашей гибели они не пропали бы для школы и остались в ней как верный показатель рациональности постановки водолазного дела в ея стенах…».
Два коротких приказа вице-адмирала З. П. Рожественского, выражали благодарность водолазам эскадры за работу, проделанную ими на рейде Носси-Бе (остров недалеко от западного берега Мадагаскара). Тогда в течение всего одной недели были очищены от водорослей и ракушек подводные части эскадренных броненосцев 1-го отряда, а кроме того была «исполнена огромной боевой важности работа по исправлению рулей на крейсерах «Жемчуг» и «Изумруд»». «Работа была громадная… Работали день и ночь, 11 дней. Сделали крепко и надёжно» – уточнял автор в другом, неофициальном, письме. «…Командиры сообщают, что рули действуют отлично» и «если бы не удалось починить, положительно, их хоть брось, так как доков нет для нас до тех пор, пока не кончится эта ужасная война». Кто ж знал тогда, что, может быть, именно эта работа спасёт жизни экипажей обоих крейсеров, сумевших вырваться из Цусимского боя…
Письма дошли, приказы остались в Кронштадтской водолазной школе и спустя несколько лет были опубликованы в книге, посвящённой её 25-летию. Там же были напечатаны и письма, написанные лейтенантом Александром Евгеньевичем Арцыбашевым и адресованные Максу Константиновичу фон Шульцу.
Общая трагедия
В Цусимским сражении погибли 5045 русских моряков (безвозвратные потери Японии – 117 человек), были потоплены лучшие корабли Российского флота. Это было страшное, унизительное поражение, давшее повод для насмешек либеральной прессы, и вместе с тем ставшее личной трагедией, ничем неутолимой болью для тысяч семей в Петербурге, Кронштадте, Либаве, Ревеле, да и по всей России. Его тяжело переживали и в Кронштадтской водолазной школе: и её выпускники погибли в Цусимском бою – пять офицеров и более полусотни нижних чинов. И чтобы ни говорили, и тогда, и сейчас, о причинах поражения эскадры, они, как и тысячи других моряков, до конца выполнили свой долг перед Отечеством.
Флагманский водолазный офицер
Александр Евгеньевич Арцыбашев родился 12-го мая 1872 года в Ораниенбауме, в семье, несколько поколений которой были тесно связаны и с флотом, и с Кронштадтом. Его прадед был констапелем морской артиллерии, дед – полковником по Адмиралтейству, начальником кронштадтских арестантских рот, отец, Евгений Петрович Арцыбашев (1829-1892) – генерал-майором по Адмиралтейству, старший брат, Евгений Евгеньевич, стал последним командиром 1-го Балтийского флотского экипажа.
Следуя семейным традициям, в 1886 году Александр Арцыбашев поступил в Морской Кадетский корпус, окончил его в 1893-м и был зачислен в 12-й флотский Её Величества Королевы Эллинов экипаж, ещё через год – назначен слушателем в Кронштадтскую водолазную школу. Молодой и способный мичман, по-видимому, сразу привлёк внимание руководства – после присвоения звания водолазного офицера он был оставлен в школе преподавателем нижних чинов. Правда, служба в ней оказалась недолгой, но связи со школой Арцыбашев не терял никогда, продолжая интересоваться всем, что связано с водолазным делом.
В марте 1896 года он был назначен командиром 6-й роты команды броненосца береговой обороны «Адмирал Спиридов», однако уже летом того же года, возглавив команду специалистов Водолазной партии, был командирован на Волгу в село Батраки. Командировка была ответственная. Во-первых, предстояло поднять важный военный груз с затонувшей баржи, во-вторых, специалистам водолазной партии, пожалуй, впервые предстояло работать вдали от Кронштадта. Вероятно, небезразличным было и то, что из-за сильного течения все попытки подъёма груза водолазами местных частных кампаний были тщетны. Поэтому успех кронштадтских водолазов, в самое короткое время поднявших большую часть винтовок (118 тыс. стволов, 100 тыс. коробок, 800 ружей и 800 штыков), стал особенно важен. Сам же Александр Евгеньевич с присущей ему скромностью большую часть заслуг приписывал не себе, а бывшим с ним нижним чинам – указателям водолазной школы и партии. Спустя год в «Морском сборнике» был опубликован очерк «Водолазные работы моряков на Волге». Живой, непосредственный и не лишённый юмора рассказ не оставлял сомнений – его автор обладал отнюдь не только технической грамотностью в водолазном деле, но и наблюдательностью, и аналитическими способностями, и даром слова.
Будучи в заграничном плавании на эскадренном броненосце «Император Александр II», в апреле 1898 года мичман Арцыбашев был произведён в чин лейтенанта. «Дисциплинированный, исполнительный, аккуратный офицер, – так аттестовал его командир броненосца капитан 1-го ранга И. И. Хмелевский. «Любит и заботится о своих специалистах. Вообще офицер очень надёжный» – добавлял он, отмечая однако, что лейтенант Арцыбашев «морскую и строевую службу знает хорошо, но особой склонности не имеет». Оценивая нравственные качества своего подчинённого, И. И. Хмелевский писал: «Хорошо воспитан. Нравственности и поведения прекрасного. Характера мягкого и уживчивого, почему и пользуется расположением кают-компании и любим командою».
Итогом же заграничного плавания стал подробный отчёт «Несколько слов о водолазном деле на иностранных военных судах», переданный лейтенантом Арцыбашевым в Кронштадтскую водолазную школу. Он, как никто другой, поддерживал стремление М. К. фон Шульца собирать все сведения о новейшей водолазной технике и передовых технологиях, применяемых в водолазном деле как в России, так и за рубежом. Поэтому, ему было так важно, чтобы приказы флагмана 2-й Тихоокеанской эскадры дошли до школы
и остались в её архиве.
В начале 1900-х годов А. Е. Арцыбашев назначается водолазным офицером на учебные суда «Верный» и «Моряк», затем на крейсер 1-го ранга «Генерал-Адмирал». В сентябре 1902-го состоялось последнее назначение – на крейсер 1-го ранга «Светлана», где он прослужил два с половиной года до своей гибели в Цусимском бою. Сначала был командиром 4-й роты команды крейсера, затем – вахтенным начальником. Командиры корабля в своих аттестациях отмечали лейтенанта Арцыбашева как заботливого ротного командира, тактичного офицера, человека разносторонних интересов: он любил спорт и парусное дело, знал несколько иностранных языков (французский, немецкий и немного итальянский). Когда крейсер «Светлана» вошёл в состав 2-й Тихоокеанской эскадры, лейтенант Арцыбашев стал заведующим водолазными аппаратами на эскадре, а в апреле 1905 – флагманским водолазным офицером.
Последние письма
Но вернёмся к письмам, точнее к «маленькому конспекту главных водолазных работ», как назвал своё неофициальное письмо сам Александр Евгеньевич. Ему хотелось «побеседовать запросто» о том, что не вошло в приказы командующего эскадрой. Работы по замене руля на миноносце «Громкий» выполнялись водолазами уже прямо в океане, когда корабли застопорили ход, чтобы перегрузить с транспортов уголь. «Зыбь была настолько сильная, – писал Арцыбашев, – что водолазов приходилось прихватывать разными концами (помост сейчас же сломало). Но самое тяжёлое то, что с остановкой эскадры, сейчас же появляются акулы; эти непрошенные свидетели водолазных работ подходили к корме миноносца на 1 ½ саж. и чтобы отогнать их стреляли по ним из винтовок. Слава Богу, всё обошлось благополучно, и работа была закончена. Водолазы прямо молодцы, и из 9 человек только один струсил. Честь и слава Александру Васильевичу! (лейтенант А. В. Вырубов, выпускник Кронштадтской водолазной школы, муж А. Танеевой, фрейлины Императрицы Александры Фёдоровны – прим. авт.) Чтобы следить за работой и не терять время на одеванье, пользуясь, что до руля недалеко, спустился в воду прямо на конце, в том, в чём был, т. е. в кителе и брюках!».
Однако заканчивалось письмо сдержанно. Автор возвращался к тревожной действительности. «…Куда идём, никто на эскадре не знает, – писал он, – …идём с закрытыми глазами и знаем одно, что если встретимся с ними, то не даром отдадим свою жизнь – постараемся отмстить за Артурский утопленный флот…»
Последний бой
В Цусимском бою лейтенант Арцыбашев командовал кормовой группой артиллерии крейсера «Светлана». На второй день сражения, 15-го мая 1905 года, русский крейсер был в упор расстрелян двумя японскими крейсерами и миноносцем. В этом бою Александр Евгеньевич получил смертельное осколочное ранение в голову и погиб вместе со своим, расстрелявшим весь боезапас кораблём, который в 11 часов 6 минут ушёл под воду с открытыми кингстонами и поднятым на гафеле Андреевским флагом.
В Петербурге, в доме на Моховой, лейтенанта Арцыбашева не дождались жена Люси и маленькая дочь Мария, которой в мае 1905 года не исполнилось и двух лет…
Ветер шумел в верхушках мачт, трепал такелаж и безжалостно гнул листы писем, не давая читать. Волны по-прежнему глухо ударяли о борт старого «Опричника», отдаваясь, точно болью, скрипом снастей. Гнулась под ветром редкая прибрежная трава, выраставшая, казалось, прямо из мощных трещин, прорезавших гладкие базальтовые глыбы, полого спускавшиеся к волнам. «Вспомним же безвременно погибшего… – звучали над палубой слова командира, – пожелаем ему и всем, кто с ним погиб, вечную память и да будет мир праху его и всем с ним погибшим!».
Арина МЕЛЬНИКОВА
Автор выражает искреннюю признательность Ю. А. Мельникову и С. В. Арцыбышеву за предоставленные архивные материалы.
Написать комментарий: