Сын-пьяница забирает всю пенсию, заставляя мать идти просить милостыню. Дочь получила дарственную на квартиру и выгнала мать на улицу. Сын ездит отдыхать за границу, а у матери на участке забор как упал два года назад, так и лежит… Таких печальных историй много. К сожалению, отношение к старшему, беззащитному и почти уже беспомощному, поколению не всегда соответствует тем чувствам, о которых со всех экранов говорят в День Победы.

Старики, пережившие войну, поднимавшие страну, привыкшие жить не для себя, а для кого-то и, в первую очередь, для детей, не привыкли жаловаться. Каждый из них глубоко в душе надеется, что дети вспомнят, одумаются, переменятся. В небольших городах, как наш Кронштадт, семейные драмы принято замалчивать. Обиженные и оскорбленные матери годами плачут втихомолку и молят Бога, чтобы он образумил молодежь…
Но терпению рано или поздно приходит конец. И вот сразу два сигнала «SOS» поступило в редакцию. Наши пожилые читательницы решили поведать свои истории, они больше не желают скрывать и стыдиться. «Это не мне должно быть стыдно. Это детям должно быть стыдно. Пусть общественное призрение их образумит», — говорит мать моряка-подводника, который сдал ее, лежачую, в больницу и не спешит забирать. Дома за ней ухаживать никому не хочется… По понятным причинам имя героини редакция изменила.
Привезли и бросили
Труженице тыла, пенсионеру Министерства обороны, инвалиду 1-й группы Марии Антоновне 85 лет. Она лежит в сестринском отделении городской больницы № 36. Ходить не может — сломана шейка бедра. Разговаривает тихо. В перерывах между беседой с журналистом, которого сама пригласила, позвонив в редакцию, с трудом пережевывает поданую на ужин гречневую кашу-размазню. Говорит, что все в отделении хорошо, но есть она здесь не может.
— Мы жили с мужем в Таллине, а сын служил на Камчатке, на подводных лодках. Вышел в отставку. Решили купить квартиру в Кронштадте. Я им все накопленные деньги на нее отдала… Стали жить вместе в трехкомнатной на Зосимова: я, сын, невестка и двое внуков.
Не повезло Марии Антоновне с невесткой: на работу идти не хотела, любила выпить, да и мальчишек своих так воспитывала, что они, со слов бабушки, специально какую-нибудь гадость старому человеку делали, чтобы мать порадовать.
— Я у нее как свидетель была, как совесть перед глазами маячила. Вот она и стала закрываться в кухне. Сами обедают, а меня не пускают. Я — старый человек — переживать начала, обижаться, нервничать. Дошло до инсульта. За мной ухаживать надо, а невестка сыну и говорит: «Твоя мать — ты и ухаживай».
Конфликт обострился в 2010-м, когда Мария Антоновна повредила ногу и слегла. Родные с утра до ночи на работе.
— Я трое суток лежала голодная, потому что социальному работнику, который мне продукты покупал, готовил, кормил, открыть дверь было некому. Ночью, когда сын с невесткой дома, кричала, чтобы они хоть воды мне дали. А еще боли были жуткие…
В итоге старушка собрала последние силы и выбросила ключ в окно. Социальный работник передала его соседке, которая стала регулярно навещать и по ложечке откармливать Марию Антоновну, пока ту не увезли в больницу. Туда соседка тоже ходила, еду домашнюю носила — родные носить отказались.
В сестринском отделении Мария Антоновна лежит уже не первый месяц. Весной прошлого года родственники забрали ее домой, но осенью опять привезли. Как говорит сама бабушка, привезли насильно, считая, что здесь ей будет лучше.
— Я не хотела ехать, так сын привел двух таджиков, они меня на простыне в машину погрузили, по дороге простудили и привезли… Невестка ко мне ни разу не приходила, даже на звонки не отвечала. А сын в субботу прибежит за полчаса до закрытия, что-то принесет и уйдет… Говорит, что мне тут будет лучше. Но дома у меня сиделка была. Я сама ей платила. Хорошо, пенсии хватало на питание, на памперсы и на сиделку… Мне 85 лет, время умирать. В больнице, конечно, уход хороший, люди добрые, но — с трудом выдыхает бабушка, — я хочу умереть в своей комнате.

Дочь подала в суд на 83-летнюю мать

«Где теперь совесть и человечность у детей?» — спрашивает автор письма, которое мы публикуем. Имена героев изменены.

«Я включаю радио и слышу слова: «Жалейте матерей своих, любите! При жизни им цветы дарите!…» При этих словах я только плачу и пью корвалол. Дело в том, что моя единственная дочка Вера в октябре подала на меня в суд. Она решила отсудить у 83-летней матери 1/9 квартиры, где я живу, и 1/4 участка в деревне.

И где теперь совесть и человечность у детей? Никто из них не позвонит, не спросит, как я, жива ли? Не поздравит с днем рождения. Как волки, ждут, чтобы я скорее сдохла.

Мы с мужем прожили 53 года. Жили скромно, он был слесарем в 5-м цехе Морзавода. Дочек своих в садик не отдавали — берегли их, чтобы никто не обидел.
В 1987 году, после трагической смерти нашей старшей дочери Оксана, я взяла опекунство над оставшейся сиротой внучкой Ириной. Было очень тяжело морально (похоронить 36-летнюю дочь) и физически (на тот момент мне уже было 60 лет, мужу 62). Но мы подымали, растили сироту-внучку. Вторая дочь Вера нам ни в чем не помогала.
Незадолго до своей смерти в 2003-м муж сказал мне, что за все годы дочь Вера с зятем не пригласили к себе ни на один день рождения, не позвали ни на один праздник в гости…
Деревня Черная Лахта — родина мужа. От свекрови там нам досталось два участка. На одном муж в 1960 году построил избу. После смерти дочери Оксаны мы с ним решили поделить участки между второй дочерью и опекаемой нами несовершеннолетней внучкой. Я предложила Вере любой участок. Вера выбрала участок без избы, сказав, что им не нужна старая изба, они сами построят себе свежий дом. С тех пор прошло 20 лет, но дочь и ее муж так ничего и не построили, хотя материально и физически могли это сделать.
В каких условиях живут они, а в каких мы?! Наша с Ирой квартира в ужасном состоянии, лет 10 не ремонтировалась, и ремонт производить не на что. Как-то в разговоре с Верой по телефону я сказала, что живу в бомжацкой квартире, на что Вера посоветовала нам с Ирой подкопить и ремонтировать по частям. А с чего копить? Я — не блокадница и не участница Великой Отечественной войны. У внучки зарплата 10 тысяч рублей. Денег хватает лишь на питание, квартплату и мои дорогие лекарства.
А дочь с зятем живут благополучно: вдвоем в большой 3-х комнатной квартире в 16-м квартале. Год назад купили своей дочери Виктории новую
2-х комнатную квартиру в Петербурге. Виктория занимает руководящую должность в фирме, хорошо обеспечена, без детей. У сына Артёма — тоже новая квартира в Петербурге. У всех машины. Но Вере все мало. Из-за своей алчности и нечеловечности она теперь претендует и на наше с Ирой жилье — убогую квартиру, в которой даже не прописана и в содержание которой ни копейки не вложила.
Когда умер мой муж, мне было 75 лет, в тот момент я лежала в больнице и не могла заниматься похоронами. Участвовал в этом зять. А теперь дочь Вера в своем исковом заявлении на меня пишет, что она «как наследница» хоронила отца. Значит, если б не наследство, то она хоронить отца не стала бы — оставила бы гнить, как собаку?!
После смерти мужа я уехала в деревню, так как надо было смотреть за садом и огородом. Жила там одна пять лет и делала все сама. К соседке часто приезжал сын: навестить, помочь. А я все смотрела в окно, вдруг приедет дочка Вера. Но она за все эти годы приехала всего несколько раз. Я не обижалась, оправдывала ее тем, что у Веры своя семья. Ей не до Лахты. Приезжала одна Ира, привозила продукты.
Когда приезжал зять выпить и порыбачить с соседом, я для него готовила, подавала на стол, мыла посуду. Я же собирала яблоки и ягоды. Зять ничего делать не хотел, только ставил в багажник готовое и увозил. Я просила дочь приезжать с ним, так как мне тяжело по возрасту (тогда уже было около 80-ти) и по состоянию здоровья обслуживать его. Но Вера под разными предлогами не ехала.
Вера самым непорядочным образом нарушает семейный договор о разделе участков и, уже имея 18 соток, хочет присвоить и второй участок, объявив себя наследницей, хотя она ничего не сделала для поддержания своего наследства…
Мне 83 года. Молю Бога, чтобы дал мне сил пережить алчность нечеловеческую и жестокость дочери. Не дай Бог ей такое претерпеть от своих детей. Рассчитывать могу только на внучку Ирину, с которой мы проживаем в одной квартире с самого ее рождения».

Без подписи

Надежда Шелгунова: «Раньше было гуманнее…»

Как можно помочь одиноким и брошенным своими детьми старикам? И на что они могут рассчитывать, обращаясь в социальные службы? На эти вопросы отвечает начальник отдела социальной защиты населения района Надежда Фёдоровна Шелгунова.

— С 1999 года в Кронштадте работает Комплексный центр социального обслуживания населения. Он предоставляет различные услуги, в том числе и обслуживание одиноких граждан пожилого возраста на дому. Сейчас среди клиентов Центра таких 355 человек. Из них 89 одиноких (у кого совсем нет родственников) и 264 — одинокопроживающих (те, у кого есть родственники). Такие граждане, как Мария Антоновна, не одинокие и не одинокопроживающие, они живут в семье со своими детьми либо близкими родственниками. Безусловно, пожилые люди, живущие в семьях и нуждающиеся в социальной помощи, также имеют право на обслуживание на дому. Они могут пользоваться услугами Центра, если сами напишут заявление и обратятся с ним в ГБУ «КЦСОН». При условии, что родственники, живущие под одной крышей с заявителем, не будут против, чтобы в их дом ходил социальный работник.
— Что входит в обязанности социального работника?
— С гражданином, который изъявил желание получать услуги на дому, заключается договор, в котором оговаривается весь перечень необходимых ему услуг. Сюда входят: покупка и доставка необходимых вещей и продуктов, вынос мусора, оплата коммунальных услуг, исполнение мелких хозяйственных просьб, выписка рецептов и приобретение лекарств, помощь в уборке квартиры и т. д. Но следует помнить, что социальный работник выходит на адрес не чаще трех раз в неделю… Для одиноких ветеранов войны существует предоставление услуг сиделок по социально-медицинскому уходу на дому. Эти услуги платные.
— А если родственники против чужого человека в доме?
— Если родственники выступают против, а сами помогать и ухаживать не хотят, тогда мы можем предложить пожилому гражданину переехать жить в интернат (но только с его согласия). В 2011 году мы направили в интернаты Петербурга более 30 человек. Также мы можем предложить гражданину пожить в отделении временного проживания ГБУ «КЦСОН». Это услуга платная — стоимость ее равна 75 % от пенсии. Сюда входит полный пансион с четырехразовым питанием и социально-медицинским уходом. Только жить в этом отделении разрешается максимум шесть месяцев. Хотя чаще получается, что берем всего на три — желающих очень много. Ведь именно сюда дети пристраивают своих стариков, уезжая в отпуск, делая ремонт. Отделение временного проживания — это также выход для тех, кто просто устал друг от друга. И в Центре искренне верят, что такая передышка в отношениях поможет улучшить ситуацию внутри семьи.
— Что, на Ваш взгляд, чаще всего вынуждает стариков обратиться за помощью в Центр социального обслуживания?
— Безысходность, которая является результатом многочисленных конфликтов в семье. Старики живут с мыслью, что дома им никто не поможет. И идут в отдел социальной защиты. Они не видят другого выхода кроме того, чтобы уйти из семьи — в Центр, в интернат, в хоспис. И эта ситуация с каждым годом ухудшается, так как безнравственное поведение детей нарастает. Раньше общество было гуманнее. Теперь оно ставит во главу угла лишь деньги и собственные интересы — у такого общества нет будущего.
— Чего больше не хватает одиноким и брошенным: денег, помощи или внимания?
— Сегодня у стариков пенсии приличные. Прожить можно, ведь у пожилых людей меньше потребностей, чем у молодежи. А вот забота и понимание необходимы всем. Бабушки и дедушки ждут душевной теплоты от своих родных и близких. Бывает, они отказываются от помощи по хозяйству, но хотят, чтобы с ними просто посидели, побеседовали. Им хочется выговориться. Если дети не понимают этого, если они равнодушны к своим состарившимся родителям, то пусть готовятся: их ждет то же самое от их собственных детей.

Обратиться к начальнику отдела социальной защиты Надежде Фёдоровне Шелгуновой можно по телефону: 311-41-20, к заместителю директора Комплексного центра социального обслуживания населения Ирине Владимировне Купавых — по телефону: 311-43-49, на отделение социального обслуживания на дому — по телефону: 311-62-62.

Материалы полосы подготовила Серафима БЕЛЕВИЧ