По страницам кронштадтских газет 1860-х – 1890-х годов

Под вечер затихает забытый за зиму грохот тележных колёс по булыжным мостовым. Смолкает щебетанье неугомонных воробьёв, совсем ошалевших от весеннего тепла и солнца. И ветер уже не бросает в лицо песок и сор, скопившиеся по углам тротуаров.
Гаснущее небо ещё глядится в сумерках сквозь узловатые ветви старых лип. От непрогретой земли веет холодом, и в наступившей темноте острее чувствуются её пряные запахи: затхлой, плесневелой листвы и молодой, чуть показавшейся травки. Пылит ольха, с лёгким шорохом падают на землю её мягкие серые серёжки. Всё проникнуто тихим торжественным ожиданием.
За час до полуночи гремит над городом первый выстрел. Это пушка на Нарвской гауптвахте зовёт прихожан в храмы. И вновь, как днём, оживают улицы, и собирается у церквей народ. Спустя полчаса под звуки второго выстрела матросы флотских экипажей уже маршируют из казарм к Манежу. Солдаты строятся у Крепостного собора, суетятся офицеры, и повсюду слышны крики команд. В Андреевский собор уже не войти – так полон он народа.
Наконец, в полночь пушечный выстрел и звон колоколов всех кронштадтских церквей возвещают наступление «праздника праздников и торжества торжеств» – Святой Пасхи.
Наряду с Рождеством Христовым праздник Святой Пасхи считался самым главным праздником. Он совпадал с наступлением весны и символизировал возрождение к новой жизни. Для кронштадтцев же он имел особенную прелесть, если совпадал с открытием навигации, – по словам современника, «самым надёжным признаком весны».

Праздник по приказу

Порядок празднования Святой Пасхи предписывался не только религиозными традициями.
В Кронштадте он регламентировался приказами военного губернатора города. В соответствии с ними, все адмиралы, генералы, штаб и обер-офицеры, свободные от служебных обязанностей, ещё в страстную пятницу должны были присутствовать на вечерне в церкви Св. Николая Чудотворца в Манеже. «В наступающий же Светлый праздник Воскресения Христова всем незанятым службою офицерам» предписывалось «собраться к полночи в ту же церковь в парадной форме». От каждого флотского экипажа на утреню назначались по 300 человек нижних чинов. Солдаты сухопутных частей также присутствовали на торжественном богослужении в Крепостном Владимирском соборе. За должным порядком наблюдали офицеры и унтер-офицеры. Всем чинам надлежало быть в парадной форме. Те же, кто не был назначен на церковную службу, могли быть отпущены в другие храмы.
Для своевременного прибытия команд в церкви из орудия на Нарвской гауптвахте делались три выстрела. Первый звучал за час до полуночи и призывал команды приготовиться к выдвижению. Второй – за полчаса – означал начало движения колонн из казарм. Наконец, третий выстрел – ровно в полночь – сливался с колокольным звоном церквей и знаменовал начало богослужения.

В первый день праздника

«И вот в первый день Пасхи на нас и около нас все по-праздничному», – делился своими впечатлениями фельетонист «Листка объявлений» в 1867 году. «Всякий по-своему рад празднику: один услаждается кофейком со сливочками, другой – надеждою на награду, третий – предстоящей выпивкой в почтенных размерах…». Но каковы бы ни были пристрастия горожан, все они должны были в первый день Пасхи отдать дань светской традиции – совершить визиты к родным, знакомым и начальству, чтобы лично поздравить с Великим праздником.
В таком городе как Кронштадт у каждого было множество знакомых. Пренебрежение же визитом могло быть воспринято как невежливость. Поэтому для многих горожан первый день Пасхи превращался не в праздник, а в пытку. Вот как писал об этом один из кронштадтцев в 1867 году. «Я ходил, ездил, взбирался и лазил по лестницам, звонил, стучал, отдавал визитные карточки, снимал калоши и шинель, раскланивался, говорил приветственные поздравления, слушал и опять говорил, уже не помню что, и изо всего этого выходила одна пошлость и глупость. Я возвратился домой усталый и измученный».
Не лучше обстояли дела и у тех, кто был вынужден принимать визиты. Пока глава семьи разъезжал по знакомым, хозяйка «с утра наказавши прислуге говорить «нет дома»», должна была «добровольно осудить себя на какое-то заключение». «Всё утро проходит только в том, что прислуга отпирает и запирает двери, – возмущался фельетонист, –
и как прислуги у меня одна только кухарка, то она решительно не знает, что делать: бегать ли в сени или готовить обед. Во всяком случае, вместо двух часов обед поспевает только в пять».

Взамен визитов

Так продолжалось до конца 1860-х годов, когда было предложено взамен визитов посещать Морское и Коммерческое собрания, где в назначенное время можно было поздравить сослуживцев и знакомых, а самое главное, принять участие в сборе пожертвований на нужды недавно учреждённого в Кронштадте Благотворительного общества.
Спустя несколько лет, в 1872 году, корреспондент «Кронштадтского вестника» писал, что «это прекрасное обыкновение… вполне привилось и заслужило право гражданства у нас… И теперь жители Кронштадта до такой степени привыкли к нему, что были бы очень удивлены, если бы кто-нибудь предложил им возвратиться к старинной моде лазить по лестницам, обивать пороги и делать десятки, чуть ли не сотни бесполезных и утомительных визитов».
Таким образом, начиная с конца 1860-х годов, ежегодно в первый день Пасхи, после полуденного салюта со стенки Купеческой гавани, залы Морского и Коммерческого собраний открывались для взаимных поздравлений. В обоих собраниях выставлялись кружки для пожертвований в пользу Благотворительного общества. Любопытно, что в 1871 году «для той же цели господин кронштадтский почтмейстер весьма обязательно предложил пользоваться имеемыми на улицах почтовыми ящиками»! Остаётся только невольно удивляться чистоте помыслов городских чиновников, обещавших, что «деньги с карточками, опущенные в эти ящики, будут представлены в Благотворительное общество, а имена жертвователей помещены в общем списке поздравлений взамен визитов». Кстати, о списке. В начале 1870-х годов он состоял из более чем сотни фамилий и печатался отдельным приложением к «Кронштадтскому вестнику», а, например, в 1911-м – насчитывал едва ли два десятка имён…

На святой неделе
в театре и Собраниях

Уже на второй – третий день праздника начинались представления в кронштадтском театре и продолжались ежедневно в течение всей святой недели. Каждый вечер на сцене давали драматический спектакль, небольшой водевиль и нечто вроде дивертисмента из романсов и арий из опер и оперетт.
После долгого перерыва, возобновлялись семейные обеды (без дам) и семейные вечера (с дамами и с танцами) в Морском и Коммерческом собраниях.
К концу 1870-х годов и они всё чаще стали носить благотворительный характер.
После же трагического пожара городского театра в 1881 году сцена Коммерческого собрания заменила театральную сцену.
В тот же год туда были перенесены спектакли, начавшиеся с фоминой недели.
В 1883 году в Коммерческом собрании был устроен необычный детский праздник. В его программу вошли разыгранные детьми сцены из басен И. А. Крылова, стихи Н. А. Некрасова, выступления юных пианиста и скрипачки – воспитанников музыкальной школы, открытой при кронштадтском отделении Русского Императорского музыкального общества, а также детского хора в составе почти семидесяти человек! Кульминацией же праздника стала сказка «Золушка» – настоящее театральное представление, исполненное маленькими артистами. Корреспондент «Кронштадтского вестника», присутствовавший в Собрании, был в неподдельном восхищении, когда на сцене «изящный принц величаво принимал гостей», а «маленькие дамы со своими большими шлейфами грациозно приседали», приветствуя хозяина бала. Однако казалось бы безобидный детский спектакль вызвал настоящую полемику на страницах городской газеты. Противники подобных затей называли его «жалкой пародией на пустую и светски бессодержательную жизнь» родителей артистов, предлагая взамен народные игры и «плавные хороводные шествия».

Пасха в Доме трудолюбия

Когда осенью 1882 года в Кронштадте был открыт Дом трудолюбия, возможность вместе отмечать православные праздники появилась и у неимущих горожан. Уже на следующий год в первый день Пасхи здесь прошёл благотворительный детский праздник, на котором ребятам из почти 150 бедных семей раздавались угощения: куличи, пасхи, яйца, сладости и, конечно же, книжки и игрушки. Впоследствии же такие праздники стали ежегодными.

Гуляния
на Екатерининской площади

Для публики, не принадлежащей к привилегированному сословию и не претендующей на членство в закрытых клубах, на Екатерининской площади устраивались народные гулянья. Их непременными атрибутами были качели, карусели, духовые оркестры и кабачки с броскими вывесками. Так что «накачаться настоящим образом», каламбурил репортёр «Листка объявлений» в 1867 году, можно было не только на качелях…
Но зачастую вовсе не они привлекали внимание публики, а азартные игры – фортунки и лотереи. Например, в 1867 году, на площади была открыта «большая стереоскопическая плеорама (искажённое от «палеорама», то есть выставка видов или картин – прим. авт.) с подарками», входной билет на которую давал право участия в розыгрыше призов. «Входящие…, – рассказывал очевидец, – прежде всего, набрасываются на подарки, а о самой плеораме как будто и вовсе не помнят. Всем хочется получить подарок подороже: самовар, лампу,… между тем как… попадаются какой-нибудь стеклянный молочник, пепельница или ещё что в этом же роде».
В том же самое время палеорама «любопытных видов местности России, Германии, Швейцарии, Италии, Англии, Франции, Америки», была устроена в «больших номерах» гостиницы «Карс» в доме г-жи Осетровой на Господской улице. Так что подобные зрелища были популярны и оставались таковыми на протяжении 1870-х годов. Цена за вход составляла 20-30 копеек. Нередко такие выставки располагались на Павловской (Флотской) улице, где посещались преимущественно нижними чинами, билет для которых стоил дешевле обычного. Бывало, что за отдельную плату посетителям предлагались «секретные» альбомы с весьма фривольным, если не сказать более, содержанием.
На Пасху 1870 года по инициативе главного командира кронштадтского порта и военного губернатора на Екатерининской площади впервые были устроены народные гуляния для нижних чинов морского ведомства и сухопутного гарнизона крепости. Главными отличиями новых гуляний стали: во-первых, категорический запрет на продажу крепких напитков и на азартные игры, в том числе лотереи, а, во-вторых, устройство разных состязаний в ловкости с раздачей призов.
С тех пор гуляния проходили ежегодно в продолжение нескольких дней. Под звуки музыки «матросы и солдаты со своими семействами качались на качелях, катались в лодочках и на каруселях и упражнялись в ловкости, лазая по мачтам, вертясь на гигантских шагах и участвуя в различных других играх, требующих ловкости, силы и развязности» – писал корреспондент «Кронштадтского вестника» в 1871 году. Победителям полагались ценные призы: за первое место – «серебреные часы с золочёными ободками», за второе – «суконные одеяла, обшитые байкою», за третье – «вязаные рубашки, известные у матросов под названием тельных» и, наконец, за четвёртое – платки и гармонии. По мнению военного начальства, такие гуляния отвлекали «нижних чинов от посещения трактиров… и тем» оказывали «благодетельное влияние на их нравственность».

Балаганы и цирк

Ещё одним местом развлечений кронштадтцев исконно была Нарвская площадь (площадь Мартынова). Там устраивались балаганы и проходили представления, зачастую демонстрирующие либо людей с физическими недостатками, либо с необычными способностями. На святой неделе в 1883 году здесь разместились небольшой зверинец с говорящими попугаями и «панорама из картин», а дама-силачка демонстрировала публике невероятные фокусы, поднимая на своих косах 4-х и 6-ти пудовые гири.
Настоящий же цирк-шапито с большим успехом гастролировал в Кронштадте двумя годами ранее. Зимой на Нарвской площади был выстроен огромный, вмещавший чуть ли не тысячу человек, деревянный балаган с отоплением, электрическим освещением, ложами, буфетом, кассами и конюшней. По окончании поста цирковые представления возобновились и давались ежедневно в продолжение фоминой недели. В них участвовали клоуны, юные акробаты и акробатки, но главным, что привлекало зрителей, были великолепно выдрессированные лошади и маленькие наездники, показывавшие чудеса выездки.
Так, независимо от сословий и достатка, от общественного положения и пристрастий, кронштадтцы от души веселились на святой и фоминой неделях. Веселье было повсюду: балаганное – на улицах, церемонное – в Собраниях и самое искреннее – в храмах, где ликующе звучало «Христос Воскрес!».

Арина МЕЛЬНИКОВА